Салага - Василиса Мельницкая

И ничего я не боялась так сильно, как этого соседства. Саве я доверяла, он не воспользуется моей уязвимостью. А вот в себе уверена не была. То есть, я знала, что справлюсь. Но вот какой ценой… И то, что Сава — эспер, как и я, только все осложняло. Я смогу вести себя независимо, но прятать эмоции гораздо сложнее, чем… особенности женского строения тела.

— А как же… тетя? — спросила я, осматриваясь в квартире, где мне предстояло ночевать в ближайшие дни.

Нас никто не встретил, дверь Сава открыл ключом.

Матвей, стоящий рядом со мной, вздрогнул. И я почувствовала его замешательство. Впрочем, оно быстро прошло.

— Глаз дергается? — хмыкнул Сава, обращаясь к Матвею. — Вот и у меня дергался, пока не привык.

— Да пи… — Матвей взглянул на меня и осекся. — Кошмар, короче.

— Я вам не мешаю? — мрачно поинтересовалась я.

Обсуждали они мой голос, который стал звучать ниже и грубее, благодаря тому же артефакту в ухе.

— А тетя на даче, — сообщил Сава. — Огурцы в банки закатывает и варенье варит.

— О, я тогда отключу…

— Нет! — рявкнули хором Матвей и Сава, едва я потянулась к серьге.

— Яр, договаривались же! — добавил Сава. — Входи в образ, привыкай так жить.

— Ну да, это же не вам хрень на сиськи давит, — проворчала я.

— Так… поздно жаловаться, — философски заметил Матвей.

А Карамелька потерлась о мою ногу, успокаивая.

Химеру Александр Иванович считал моей ахиллесовой пятой. Заселиться в общежитие с домашним питомцем невозможно, тут никакая магия не поможет. Это как визитная карточка с надписью «Эспер». Поэтому договорились, что Карамелька будет жить у Александра Ивановича, а по вечерам — приходить в нашу с Савой комнату, через Испод.

Карамелька легко приняла мой новый образ. Оно и понятно, ведь с ней мы связаны эмпатически и телепатически, а тут ничего не изменилось. А еще они с Саней любили проводить время вместе.

— Ладно, Яр. Обживайся тут, — сказал Сава. — И не чахни над учебниками, перед смертью не надышишься. Прогуляйся, ужин приготовь.

— Вы уходите, что ли? — нахмурилась я.

— Что нам тут делать? И так пришлось под иллюзией твои чемоданы таскать, — ответил он.

— Теперь увидимся в академии, — добавил Матвей.

— Не, на картошке. — Сава расплылся в улыбке. — Яр, вещи в шкафу. Потом сам собери сумку. Я рассказывал, что понадобится. Резиновые сапоги не забудь. А свое тут оставишь, я после перевезу к Александру Ивановичу.

— К нему? — удивилась я.

— А к кому еще? — Сава вздохнул. — Связь, как договаривались.

— Яр, не волнуйся, у тебя все получится, — сказал Матвей.

Я подумала, что сейчас они ведут себя, как заботливые папаши. Отпускают «деточку» в самостоятельное плавание. И сами переживают сильнее, чем я.

— Ой, чуть не забыл! — спохватился Сава.

Он достал из кармана ключи и протянул мне.

— Это от квартиры. А этот — от машины. Внизу стоит бордовый внедорожник…

Он назвал номер машины.

— А доверенность где? — спросила я.

— Какая доверенность? Он твой.

— Сава, ты в своем уме? — возмутилась я. — Я не могу принять такой подарок! Матвей, скажи ему!

— Это не от меня. — Сава ехидно улыбнулся. — От Александра Ивановича. Ты губу не раскатывай, он не новый, и малого класса.

— А… Ну… Спасибо, — промямлила я.

— Мне-то за что? Я только передал.

Они ушли, а я взяла Карамельку на руки и присела на диван в гостиной. Вот и все, страница перевернута.

— Привыкай к новой жизни, Ярослав, — произнесла я вслух. — И о старых долгах не забывай.

Список у меня имелся. И состоял он из фамилий тех, кто так или иначе был связан с делом о госизмене, которое так удачно удалось замять.

Первым в нем значилось имя моей матери. Кажется, я нашла место, где она могла поселиться.

Глава 4

В секретный архив, где хранились материалы дела о госизмене Ивана Морозова, меня проводили, можно сказать, по первому требованию. Александр Иванович сказал, что я могу выбрать день, когда буду готова.

— Имей в виду, второго шанса нет. И копировать ничего нельзя, — предупредил он.

Возможно, благодаря таким мелочам у меня и складывалось впечатление, что Александр Иванович на моей стороне. Ведь он мог бы ничего не говорить, а я была уверена, что получила доступ к архиву и могу постепенно изучать материалы дела.

Я не стала спешить — и правильно сделала. Год я занималась мнемотехникой, чтобы научиться запоминать как можно больше информации, и в архив отправилась во время летних каникул. Мне выдали папку, толщиной с анатомический атлас, и коробку с пленками, записями допросов. Отвели в комнату с проектором и экраном. И приставили двоих наблюдателей, чтобы я ничего не записывала и не фотографировала.

Я провела в архиве несколько часов. К счастью, не пришлось разбирать чужой почерк и просматривать все пленки. Расшифровки допросов напечатали на машинке. Протоколы осмотров и экспертиз — тоже. То немногое, что написано от руки, читалось легко.

Обвинение основывалось на признании отца. Он подтвердил, что считает себя виновным в случившейся трагедии, так как пренебрег своими прямыми обязанностями. В желании убить императора он не признавался, этот вывод сделали из-за предсказания деда и показаний Артемия Михайловича Романова. Но если дед сына в измене не обвинял, а лишь предупредил о возможном теракте, то Артемий Михайлович делился отчетами агентов о теракте готовящемся. Ни имен агентов, ни письменных отчетов в деле я не нашла.

Что ж, яблочко от яблоньки, как говорится…

Отец Ольги уверял меня в том, что он — друг моего отца. Хороша дружба. И Ольга — вся в отца.

Впрочем, каждый протокол бы заверен эспером: «Подлинность информации подтверждаю. Николаев А. А.» И печать с гербом империи, изображенном на щите. А Артемий Михайлович напрямую друга не оговаривал.

Все косвенные улики были против отца.

Вывод по сохранившимся записям телефонных разговоров: надлежащий контроль не осуществлен.

И странно, куда делась запись того разговора, что слышала Яра? Та, где отец категорически запрещал проводить испытания.

Или вот… Павел Петрович Шереметев, отец Матвея, утверждал, что в последнее время Иван вел