Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Шокированный Дафнис отклонился на спинку стула и отъехал от рабочего стола. Несколько секунд – и он бы сейчас здесь ни сидел. И удивительно, что спасла Дафниса именно его невнимательность.

Снова позвонила мама.

– Увидел? – спросила она, теперь спокойная.

– Да… – протянул Дафнис – сдуреть можно.

– Даже Агам побеспокоился – после паузы усмехнулась Деметра.

– Ну его – озлобленно бросил Дафнис.

– Да брось – погрустнела Деметра и тут же переключилась на другую тему.

– Ты зачем-то хотел мне звонить – начала она – денег не дам, два дня назад получал.

– Да нет же – стал оправдываться Дафнис – с финансами пока терпимо – он посмотрел ей в глаза.

По правде говоря, денег не было, ведь те, о которых сказала Деметра, он два дня назад и просадил. Но родственников хватало, так что нули на карте всегда можно было исправить.

– Тогда что?

– Тут такое дело – начал он долгую песню. – Я вчера вечером в сквере сидел, и меня озарило. Резко захотелось ярких перемен, какого-то движения, понимаешь…

Дафнис перевёл дыхание. Он понимал, что мать не оценит сомнительных наставлений от незнакомки, и поэтому любое упоминание вчерашней то ли девушки, то ли старушки, к цели его не придвинет.

– То есть захотелось приключений на голову и стресса матери?

– Ну нет, всё вполне осознанно, я хочу взять палатку и отправится в лес на озёра.

– И надолго ли? – спросила Деметра, уже догадавшись, что от неё требовалось.

– Максимум трое суток – потянул Дафнис, высматривая в глазах матери одобрение. – В Верблюдогорскую область.

– Только в выходные, ко вторнику мне на работу – смягчилась Деметра.

Дафнис пользовался материнской машиной далеко не первый раз, поэтому даже упоминать напрямую не было необходимости. Да и не называя объект, Дафнис как бы смягчал углы просьбы.

– Спасибо большое, тогда в пятницу я к вам приеду, а в субботу утром умчу в лес.

– Хорошо!

Они попрощались, Дафнис отключил звонок. Он мысленно начал выбирать одежду, которую возьмёт в путешествие. Нарисовав в голове наивную картину, он предрекал себе что-то знаковое и важное, хотя план и цель пока отсутствовали. Он был словно тот пёс, который с лаем бросается на проезжающие машины. Но что будет, если одна из машин остановится?

4

– Ну хватит, Агамемнон! – доносился сильный голос женщины с кухни. – Хватит, я его мать, он так и живёт один.

– Представляешь Деметра, это нормально – также уверенно отвечал мужской надрывистый голос. – Парню двадцать два года, а он ни шиша, ни двора. Прошлым летом колледж окончил, и что? Чем он занимается? – голос перевёл дыхание. – Он с марта ни черта не делает, просто лежит на грёбаном диване. Скажи ей, Влассис!

Откуда-то снизу, видимо из сидячего положения, донёсся тихий и более слабый мужской голос.

– Что сказать, его жизнь, ему решать, но да, да, ты прав.

– Ну ты подумай, Агам, он хоть куда-то поедет – это же движение, хотя бы какое-то действие – сказала женщина, для которой, по всей видимости, утро не задалось.

Если бы любой наблюдал за тем, как звенел сервант под грозными словами мужчины, то уловил бы тонкие нотки хитрости в женском голосе. Эти нотки были незаметными, но чётко направленными в голову спорящего.

– Может, он после такой поездки и включится, ну вытрясет это своё состояние и наполнится другим – уже спокойно говорила женщина.

– Нужно болеть оптимизмом, чтобы на такое рассчитывать – упрямо произнес стоящий мужчина. – Неважно, завтра здесь будет он, вот и поговорим.

Мужчина отпустил из рук столешницу барной стойки и вышел с кухни и прошагал в прихожую. Надевая обыкновенную ветровку, он посмотрелся в зеркало – в целом ещё не старый, но уже потускневший. Из-за действа на кухне, на высоком тупом лбу выступил пот. Нос, посаженный картошкой, раздувался на каждом вдохе, живот его также выступал вперёд. Смазав рукавом пот, он отвернулся от зеркала с удовлетворением, погрузился в дачные тапочки и вышмыгнул за дверь.

На кухне остались двое. Мать и отец.

– Как думаешь, Дафнис может знать про прадеда? – спрашивал Влассис чуть сиплым тихим голосом.

– Что ты имеешь ввиду?

Общее напряжение в комнате начало спадать, и, расслабившись, Влассис откинул голову на спинку дивана.

– Про историю его прадеда, про деревню закопанную, и про все легенды, что ходили вокруг него. Я ведь в этом вырос, Деметра.

– Может, он что-то и слышал, но не думаю, что его поездка с этим связана. Под Верблюдогорском ведь много озёр, где все отдыхают.

– Помню я одно такое озеро – улыбнулся Влассис – ездили с дедом, когда я маленький был… рыбачили.

Он растягивал слова, погружаясь в воспоминания. Отец Дафниса был человеком, которому намного комфортнее в мире грёз и воспоминаний. Ведь всё то, былое, уже минуло, и значит на него никак не повлиять. Оставалось только вспоминать, смотреть в пространство пустыми, отрешёнными глазами и прятать нерешительную душу в прошлом.

– Мне кажется, здесь все легенды лишь про таинственные клады, да про отчаянных мастеров – такой Вунокорф – чуть с волнением протянула Деметра.

5

На улице вечерело. Обернувшись, Элея увидела двор: детская площадка, заключённая в кольцо асфальтовой автомобильной дороги; блекло-радужные скамейки у каждого подъезда, на всех, без исключения, ощущался след времени – жалкие дощечки едва держались, а многие, чаще всего крайние, были надломлены тяжёлыми человеческими телами; гуляющий мусор закручивался в маленькие вихри и задерживался лишь на редких кустарниках, заменяющих в здешних дворах деревья.

Таков был двор этого дома. Но Элея смотрела только на скамейки. Они с Дафнисом часто сидели на них, о чём-то говорили, были вместе.

Элея переехала в квартиру к Дафнису, когда ей ещё не было восемнадцати, и родители горячо отреагировали на такой поступок. Она буквально сбежала и спряталась у Дафниса на несколько месяцев, до своего долгожданного дня рождения. Словно принцесса в башне, только в башню она утаилась по собственной воле. Впоследствии Элея восстановила отношения с родными, чему главным образом поспособствовала болезнь Тараса, её отца. Пролежав четверть года в больнице и сильно ослабев, деспотичный отец потерял патриархальную хватку и стал немощным.

Элея жила у Дафниса, но стала по чуть-чуть навещать родителей. Это давалось с трудом, зато её действия мотивировала вина перед матерью, внушаемая дочке с самого рождения. А то, что Тарас какое-то время был в полулежащем состоянии и полностью зависел от жены, докручивало мысли Элеи до предела. Она страдала, но всё-таки не возвращалась обратно. Как потом думала: держалась за собственные фантазии.

До зимы