Пулеметчик - Николай Соболев

Всю дорогу за пустым разговором меня не покидало ощущение, что Гриша что-то хочет мне рассказать, но пока удерживает это в себе. А вокруг неслась ранняя весна с отменой санного пути (ага, с колес на полозья и обратно переходили по приказу градоначальника), с выстрелившей на две недели прежде срока зеленью, с холодным ветром с Москвы-реки, по которой нет-нет да и проплывала льдина с верховьев, где еще не сошел снег.

Фабрика стояла на берегу, почти напротив завода Бари, сразу за Камер-Коллежским валом. По моим прикидкам, это было самое начало Варшавского шоссе, вместо которого тут было шоссе Серпуховское – укатанная щебеночная дорога. Подскочившие было сторожа увидели Гришу, поклонились, и пролетка въехала в ворота с каменной полукруглой аркой над ними, оставив слева конторский дом.

– А ты тут кто?

– Пайщик и член совета директоров. А управляет всем Федор Львович Кноп, вон его квартира, на втором этаже. И скверик вот этот в честь него зовут «кноповским». А вон твоя работа, – Гриша махнул рукой в сторону цеха, перекрытого рядами железобетонных сводов.

Да, точно, рассчитывал его в прошлом, что ли, году. Правда, тогда не знал, где это будет построено, секретничали заказчики.

– Пошли, покажу, – мануфактурщика прям распирало от гордости.

В ткацком цеху грохот стоял такой, что кричи не кричи – в двух шагах ничего не слышно. Жара и плавающая в воздухе хлопковая взвесь, чисто лондонский смог, и вонь масла, локальный ад на земле. Так что выскочили мы из цеха как ошпаренные, подгоняемые недобрыми взглядами забитых работой и серых от пыли ткачей – чего хорошего можно ждать от начальства?

– Вот, хотим здесь станки ткацкие делать. Два цеха будем ставить, литейный и механический, хотим такое же перекрытие, как на ткацком…

– На механическом еще туда-сюда, а в литейку не пойдет. Другое производство, высокая температура, обязательно нужна мощная вентиляция. В ткацком, кстати, тоже – наверняка у вас же люди там мрут как мухи, легкие выхаркивают.

Щукин поморщился.

– И не надо кривиться. В литейку все равно воздуходувку ставить будете, ее и на ткацкий цех хватит, только короба проложить, расход невелик, а работа сразу облегчится.

Осмотр и прикидки мы завершили где-то через два часа и договорились, что проект будет делать контора Бари, а я, так сказать, курировать. Щукин выглядел довольным, и его наконец прорвало.

– Помнишь наш первый разговор, в поезде, после знакомства?

– Это когда ты за народное представительство ратовал?

– Да-да, так вот, намедни в Санкт-Петербурге состоялся нелегальный Земский съезд, – сообщил Гриша, понизив голос и несколько театрально продолжил: – Требуют конституции!

Вымолвив запретное слово, которое тщательно замалчивалось и цензурировалось в российской прессе, Щукин на всякий случай оглянулся.

– Что, прямо вот так и нелегальный? Под чужими именами собирались?

Земцы, то бишь люди, работавшие в куцем местном самоуправлении, были вполне благонамеренны, ну разве что малость либеральны и никакого криминала, разумеется, не хотели. Но вот вся кривая система власти в России, шарахаясь даже от тени парламентаризма, превратила заявленный легальный съезд в нелегальное «частное совещание» – доброжелательное отношение начальства тут же сменилось на «Никак невозможно!», стоило только упомянуть, что будет обсуждаться выборная система власти.

– Ну, не совсем, собрались частным порядком, на квартире…

Да-да, знаем, мне питерские «практики» уже все расклады сообщили. Причем и тут российский либерализм показал себя со своей лучшей стороны: пригласили только своих единомышленников, оставив за бортом делегатов съезда с более монархическими воззрениями. Список хотелок включал выборную законодательную власть, контроль за государственными финансами и деятельностью губернаторов и полное самоуправление на местах, короче, «партия, то есть царь, дай порулить!». Правда, четверть собравшихся испугалась собственной смелости и на всякий случай записала «особое мнение» в резолюцию, что надо бы парламент не законодательный, а законосовещательный. Впрочем, при таком составе неудивительно – сплошь князья и помещики, крупные юристы и так далее.

Но кое-что вышло неплохо, например, они не стали оговаривать, кого можно будет допускать к выборам, потому как даже подумать не могли, что избирательным правом можно наделить мужиков. Нет-нет-нет, что вы, имущественный ценз и все такое. И никаких электоральных прав женщинам.

О чем мне и рассказал Гриша полушепотом, страшно гордясь произошедшим.

– Ну, как и предполагалось, никакой свободы для всех, как ты говорил, а немножко свободы для князя Шаховского, князя Долгорукова и князя Львова, – сощурил я глаз на Щукина.

– С чего-то надо же начинать!

– С таким стартом вы к желаемому лет через тридцать только на порог подойдете.

Гриша вскинулся, хотел было что-то еще сказать, но сдержался и промолчал.

* * *

«Русское слово», апрель 1904:

«После продолжительного затишья японцы вчера вновь перешли в общее наступление из района восточного отряда, направившись по главной ляоянской дороге. Дивизия, шедшая за разведочными войсками, заняла вчера Ландяньсянь и принудила русские передовые посты отступить. Затем японцы начали наступать по всей линии. Идет жаркий артиллерийский бой.

В бюро о военнопленных поступили сведения о следующих офицерах, находящихся в плену у японцев: полковник Вакулин – ранен; капитан Иван Янчуковский – ранен; поручик Леонид Оглоблин – ранен.

На южном фронте наши передовые части и авангарды медленно отходили, задерживаясь, к укрепленным позициям у Аньшанчжана. На всем фронте происходили перестрелки. Японская артиллерия на разных участках обстреливала наши позиции. Продолжается наступление японцев на фронте между Аньшанчжаном и Ландяньсянем. В арьергардном бою при отступлении наших войск у нас убиты генерал-майор Рутковский и подполковник фон Раабен.

Число выбывших из строя пока не приведено в известность.

В ночь японцы выставили против всех наших позиций многочисленную артиллерию и начали атаку передовых позиций под Ляояном. Против нашего центра японцы ведут упорное наступление и в настоящее время в девять часов утра находятся в непосредственной близости от наших передовых позиций.

Бой продолжается. Сегодня орудийный огонь не так силен, как вчера. Японцы обходят русский левый фланг. С обеих сторон принимают участие в бое свыше полумиллиона людей и тысяча триста орудий.

Всеподданейшая телеграмма генерал-адъютанта Куропаткина на имя Его Императорского Величества:

„Ночью на сегодняшнее число противник перешел в наступление и овладел большей частью занятых нами у Сыквантуня, в шестнадцати верстах на восток от Ляояна, на правом берегу реки Тайцзыхе, позиций.

При таких условиях мною предписано очистить Ляоян и отходить на север“.

Вся деятельность японцев сосредоточена в Порт-Артуре. Сведения оттуда рисуют изумительный героизм доблестной осажденной, блокируемой, бомбардируемой ежедневно и многократно атакуемой армии, отбивающейся огнем, штыками, рукопашным боем.