Последний Герой. Том 1 - Рафаэль Дамиров

— Раз, два, три, четыре, пять… — проговорил еле слышно. — Лютый идёт искать…

И пошёл. Осторожно.

* * *

Свернул в коридор. Шёл на полусогнутых, стараясь не шуметь, но рассохшиеся доски под ногами всё равно иногда предательски поскрипывали. Каждый бесшумный шаг давался с усилием. Я превратился весь в слух. Удивительно, но в этом теле слух был цепкий, как у кошки. Это и было моим преимуществом. Подкрасться ко мне незаметно не выйдет. Не в этой жизни.

Забрал сильно влево, не полез напрямик. Лбом в засаду — не дурак. Рябинин знает, что на своих двоих далеко отсюда не уйдёшь. Значит, будет пытаться добраться до машины. До той самой, на которой приехал.

А это значит, он не уйдёт просто так. Будет охотиться. На меня. А потом добивать Палыча. И ему надо зачистить хвосты.

Я чувствовал кожей: он где-то рядом. Уже знает, что я здесь. И тоже слушает. Ждёт. Но и я не вчера родился. Вторую жизнь проживаю… постараюсь найти его раньше.

Где-то в глубине здания прошелестело. То ли шаг, то ли просто осыпался мусор — не разобрать. Присел, замер. Выглянул из-за угла. В тусклом проёме коридора — темнота, очертания едва видны. Торчала какая-то палка или арматурина. Рядом на полу валялась треснувшая белая каска — заводская, старая, вся в налёте и пыли, почти серая.

Мелькнула мысль. Вспомнилось, как в командировке на Северном Кавказе мы однажды провернули нечто похожее — и сработало.

Я подобрался к палке, выдернул её осторожно. Сделал крестовину, как мог — пришлось пожертвовать шнурком из кед. Снял пиджак, накинул сверху, как на вешалку. Водрузил каску — получилось подобие человека. В полумраке не сразу и отличишь. Здесь темно — то, что доктор прописал.

Выставил «фигуру» в проём — как будто стоит человек, притаился, слушает. Сам отступил, достал из кармана окровавленную тряпку и бросил рядом. Потом ещё на пару шагов в сторону — в тень, в закуток между балками. Присел. Замер.

Ждал.

Тишина мертвая, и я вдруг ясно услышал, как тикает секундная стрелка на моих часах. Тик. Так. Тик. Так.

Ловушка была готова. Теперь — только терпение. Ах да… Еще последний штрих. Я поднял обломок кирпича и швырнул в сторону чучела. Тот прокатился с глухим стуком. Разлетелся на части, наделал шума. Теперь точно всё.

Прошло минут десять, но Рябой не появился, не клюнул. Во всяком случае, я его не слышал. Хитрый гад… Неужели все-таки свинтил? Пешком? Только я об этом подумал, как неожиданно за углом раздались выстрелы. Торопливо. Резко. Один за другим

Бах! Бах! Бах! — сразу три подряд.

Погнали!

Выскочил из укрытия и чуть не напоролся на стрелка. Благо он стоял спиной и целился в силуэт с каской. А тот не падал, не умирал. И тут до Рябого дошло, что это «манекен». Но обернуться он уже не успел, когда я выпустил ему в спину полмагазина резиновых пуль.

Грохот стоял почти как от боевых патронов, аж уши заложило. Не знаю убойную силу травмата, поэтому бил по почкам. До цели несколько шагов. Этого хватило, чтобы пистолет из его руки выпал, а я в три прыжка уже очутился рядом.

Огрел куском арматуры по хребту, а хотелось по башке. Но нет, тварь нужна живой.

Тот даже не закричал, настолько резинки сбили ему дыхание, упал с хрипом, ему и пошевелиться было больно, а тут еще и контрольный железным прутом.

Рябой распластался на груди. Пытался вдохнуть, сипел.

— Спокойной ночи, малыши! — ударом ботинка по башке я потушил ему свет.

Ботинок улетел. Шнурка нет. Рябой не шевелился. Вот и все… Ты болезнь, а я лекарство…

* * *

Вытащил у Рябого ремень из шлёвок на брюках, придавил его тушку коленом, скрутил руки за спиной и сделал петлю по-ментовски — через пряжку, как учили ещё в школе милиции. Старый способ стреноживания. Без узлов, без мороки — простая самозатягивающаяся петля. Отработанная годами. Сам не вырвется. В девяностых этим владел каждый опер. Сейчас, как подсказывала память штабного лейтенанта, такой приём даже в нормативы на физподготовке включили.

Поднял трофейный пистолет ТТ. Массивный, в карман не влезает. Сунул за пояс.

— Доброе утро, страна, — проговорил я и, ухватив пленника за волосы, задрал голову.

Несколько звонких пощёчин, чтобы очнулся. Рябинин застонал, зашипел сквозь стиснутые зубы.

— Вставай, пора на бал, — приказал я.

Подсунул руку под его загнутый локоть, вывел на излом, а второй рукой взял под подбородок. Всё как учили: рычаг на сустав — и человек поднимается сам, потому что валяться на полу становится больнее, чем стоять. Выкрученное плечо не даст шанса сопротивляться.

Он поднялся, хрипя, сплёвывая кровь. Зло и бессильно. Увидел меня — и тут же замер. Удивление на лице настоящее. Узнал. Узнал того самого, на кого несколько часов назад смотрел сверху вниз в кабинете Палыча. Лейтенантик, штабист с папками… А тут вдруг — вот он, да держит под сустав, как бывалый.

Приятно стало, не скрою.

— Имеешь право хранить молчание, — хмыкнул я. — Но мне, если честно, плевать.

Не по УПК, а по-киношному, конечно, но в тему. И пусть знает — шоу закончено.

Проходя мимо крестовины с пиджаком, я увидел, что все пули противника легли в цель.

Ткнул Рябого в бок, чувствительно, тот охнул.

— Это тебе за пиджак с карманами. Испоганил одёжку, гад. Должен будешь.

Вывел пленника из здания. Тот еле ковылял, спотыкался.

— Ну ты даешь! — воскликнул Палыч. — Слышу — загрохотало. Думал — всё, хана молодому.

— Стреляли, — кивнул я.

— Как ты это сделал?

— Повезло, — повел я подбородком.

Не скажу же я ему, что брал Рябинина Лютый, у которого за плечами не одна боевая командировка.

* * *

— И получается, вы, в свой выходной, поехали с начальником уголовного розыска задерживать опасного преступника? Будучи инспектором группы анализа и планирования? — произнёс следователь из комитета и приподнял бровь.

Хитрожопый взгляд, доброжелательная интонация, будто интересуется рецептом самогонки. А сам так пристально смотрит, словно ищет, где у меня совесть дрогнет. Глаза, как щупальца, в душу лезут.

Сижу в комнате для разборов при дежурной части. Скамейка приварена, стол тоже — всё в металл вросло, как в камере. На окне решётка. Атмосфера — хоть штамп ставь: не свидетель, а подозреваемый.

А ведь это обычный формальный допрос, следственное действие — отбор показаний. Я — ключевой свидетель