Герой Империи 2 - Сергей Харченко

class="p1">Понятно, он играл свою роль и сейчас пытался втереться к нам в доверие. Но разве непонятно, что эта шкура куплена с потрохами? Он как цепной пёс. Пока хозяин кидает ему кости, он будет верно ему служить. Всё это я прочёл в глазах прокурора.

— Лаврентий Ильич, прошу вас… Решётку лучше убрать, — пробормотал он.

— Чёрта с два, — выдавил Стрельников, укрепляя её и делая ячейки меньше. — Им нужно понять, что они поступили неправильно.

Я вновь нейтрализовал ловушку, просто растворил её в воздухе. Ну а Хрум, успевший выскочить из ранца, громыхнул и затрещал молниями.

Не успел граф и рот открыть, как боевой ёж выстрелил довольно-таки мощной молнией прямо в прокурора.

— Ого! — испугался он, попятившись. И мгновенно сработала его защита.

Перед прокурором образовался барьер, причём очень плотный и яркий. Молния ударила в него, а затем… отразилась. Грозно потрескивая, мощный разряд полетел прямо на удивлённо запищавшего Хрума.

Глава 13

Хрум такого не ожидал.

Он не успеет увернуться от молнии. И что будет с питомцем, когда та ударит в него, проверять не хотелось. Поэтому всё, что можно было в этот момент сделать, так это закрыть боевого ежа собой.

Нейтрализующий фон частично погасит заклинание. Ну а потом меня ударит разрядом. Возможно, даже прилично. Но моя нова точно не пострадает, в этом я был уверен. Пробить выстроенную мной защиту было не так-то просто.

Разряд прошил мой антимагический фон, наполовину теряя свою мощь. Ну а затем… я не почувствовал ни разряда, ни боли, ни какого-либо другого негативного эффекта.

Молния вошла в меня! Да, именно впиталась в грудную клетку. И произошло то, что меня очень порадовало. Включился скрытый механизм преобразования энергии.

У некоторых антимагов возникает такое в момент опасности, как дополнительный барьер защиты. Но раньше я о таком только слышал…

Избыточная энергия преобразовалась с помощью новы, а затем выплеснулась мощным антимагическим полем, которое накрыло и графа Стрельникова, и зампрокурора, и двух телохранителей графа, схватившихся за артефакты.

Артефакты, словно севшие батарейки, превратились в бесполезные предметы.

— Как вы это сделали? — изумлённо уставился на меня зампрокурора.

— Неважно, — сухо ответил я. — А теперь внимательно послушайте. Если ещё кто-нибудь из вас будет угрожать нам — мне или Егору — он пойдёт на корм моему питомцу.

Хрум подыграл мне, увеличившись в размерах и яростно защёлкав челюстями.

Эффект не заставил себя долго ждать. Добряков побледнел, отступил к машине. Граф Стрельников застыл в растерянности, но по его лицу было понятно, что он тоже испугался.

— А если сможете выжить после встречи с питомцем, ну а вдруг, обещаю от себя, что сядете надолго, — добавил Петрушев.

— Да вы понимаете, с кем говорите? — зашипел Стрельников. — Я вас в асфальт закатаю и не замечу. Никто не смеет так со мной разговаривать.

— А вы отдаёте отчёт своим словам? — прищурился Петрушев. — Я представитель силовых структур. И не только у вас есть связи, поверьте на слово.

— Лаврентий Ильич, я предлагаю оставить их в покое, — обратился к графу зампрокурора.

— Да о чём ты говоришь, Женя⁈ Ты на их стороне⁈ — зарычал Стрельников.

— Я на стороне закона, — пробормотал зампрокурора. — И он не позволяет продолжать этот конфликт.

— Послушайте умного человека, Лаврентий Ильич, — ухмыльнулся я. — К тому же вы первые напали. Это подтвердят и в следственном комитете, если уж на то пошло. Верно я говорю, Егор?

— Я обещаю, что так и будет, — многообещающе кивнул Петрушев.

— Да пошли вы! — воскликнул Стрельников. — Упекли моего сына за решётку, и ещё угрожаете!

— Ваш сын гражданин Империи, — напомнил ему Петрушев. — И подчиняется, как и все другие, имперским законам. Поэтому я поступил правильно. Он должен знать, как нельзя поступать. И раз родной отец его этому не научил, придётся это делать властям!

— Я не оставлю это, пожалуюсь главному прокурору, — зашипел Стрельников. — На вас заведут дело!

— Не думаю, Лаврентий Ильич, — холодно сказал следователь. — Всего хорошего.

Охрана вместе с бушующим графом и зампрокурора исчезли в автомобиле, который отъехал от набережной.

— Удивительно, — пробормотал Петрушев себе под нос, провожая глазами удаляющийся автомобиль. — Не верится, что мы выпутались.

— Другого варианта не было, — подметил я. — Если правда за нами, на силу необходимо отвечать только силой.

— Это точно… Но как ты… как у тебя получилось выстоять после молнии? — удивлённо посмотрел на меня Петрушев.

— Я её преобразовал, архимаги могут такое делать, — ухмыльнулся я.

— Хм… теперь буду знать, — Петрушев перевёл взгляд на моего питомца. — И тебе спасибо, малыш. Ты очень грозный.

Хрум в ответ громко свистнул, от чего следователь застыл на месте.

— А чего это он? Что-то не понравилось? — спросил у меня Петрушев.

— Наоборот. Он радуется, — засмеялся я и подошёл к Хруму, поднимая его на руки. Пригладил его уже сложенные иголки. — Да, красавчик? Мы очень радуемся, что враг отступил.

Из пасти Хрума вылетел длинный язык. Питомец лизнул меня в щёку.

— Мне бы такого питомца, — с лёгкой завистью посмотрел на ежа следователь. — Дела бы раскрывал по щелчку пальцев.

— Таких больше нет, — уверенно произнёс я. — Хрум особенный. Но разве у вас нет специально натасканных ищеек?

Я слышал, что для поиска и защиты магов вывели особую породу собак, обладающих магическими способностями. Но насколько они распространены, было неясно. И ответ Петрушева внёс ясность в нынешнее положение дел.

— В имперской службе безопасности есть, конечно, — хмыкнул Петрушев. — Но кто ж нам их выдаст. Они на вес золота. У нас лишь обычные овчарки, которые — как ты понимаешь — не способны брать магический след. Да и противодействовать магии они не в силах.

— Ясно, — произнёс я. — Ты что-то ещё хотел сказать?

— В целом, выразить опасение и предупредить, — улыбнулся Петрушев. — Но то, как мы отшили Стрельникова, упростило ситуацию. Он запомнит наш разговор и больше лезть не будет.

— Я не разделяю твоей уверенности, — покачал я головой. — Стрельников уж очень озлоблен.

Петрушев задумался, затем кивнул:

— Не отрицаю. Тогда я предупрежу начальство и расскажу о нашей стычке.

— И ты говорил, что у