Гарем на шагоходе. Том 8 - Гриша Гремлинов

— Как чего? — Кармилла изогнула бровь. — Извинений, конечно.

— Я уже извинилась.

— Перед Фенечкой, дорогая. Да и то, как-то неубедительно, словно из тебя клещами тянули. А вот передо мной ты не извинилась ни разу.

— И почему же я должна извиняться перед тобой? — прорычала Лекса.

Вампирша шагнула ближе, к самой решётке. Полицейская не отступила.

Расстояние между ними сократилось до минимума.

Кармилла легко могла пробить грудную клетку Лексы рукой — одно неуловимо быстрое движение, и вампирша бы вытащила ещё живое трепещущее сердце. Но Лекса не дрогнула. Она знала, что сейчас их снимает камера, а потому Кармилла ничего не станет делать — ни руками, ни волосами.

Только словами.

Губы вампирши разлепились, и она тихо сказала:

— Просто признай, что боишься меня.

— ЧТО⁈ — огрызнулась Лекса. — Да я…

— Ты боишься. Я чую это. Ты до усрачки боишься. Дело не только в твоих амбициях и стремлении отхватить Волка для себя одной. Нет, дорогая. Ты даже самой себе не признаёшься. Но я знаю твой секрет. — Она понизила голос до зловещего шёпота: — Ты просто маленькая испуганная девочка, которая боится чудовищ. Ты прячешь страх и ужас за наездами. Бедняжка, мне даже жаль тебя. Нашу Лексочку с её ментовской дубиночкой вырвали из её мирка, где ВЛАСТЬ была её ЩИТОМ.

— Да ты… — Лекса оскалилась, ощущая, как кровь прилила к лицу. Она сжала кулаки, инстинктивно собираясь активировать перчатки. Но перчаток не было. Их забрал шериф. Её снова лишили единственного настоящего оружия, совсем как в шестнадцать лет.

Оставили без защиты перед врагом.

Лекса отчётливо слышала удары собственного сердца, мир буквально сжался вокруг. Сократился до образа темнокожей вампирши с алыми глазами и каскадом белоснежных волос. Ничего не существовало, кроме голоса этой твари.

И он проникал под самую кожу.

— Страх заставляет тебя атаковать, — продолжила Кармилла, наслаждаясь произведённым эффектом. — Толкает нападать первой, пока не напали на тебя. Ведь лучшая защита — НАПАДЕНИЕ. — Голос вампирши стал ещё тише, она практически просто шевелила губами: — Отец ведь пугал тебя такими, как я? Рассказывал сказки на ночь про злых альпов? Он изменил твою кровь, лишь бы уберечь от чудовищ. Но эта защита не работает. Ты это очень хорошо понимаешь, а потому по спине у тебя ползёт холодок страха.

Лекса ненавидела эту белогривую заразу. Ненавидела и… ДА, чёрт побери! БОЯЛАСЬ! Кармилла уже пыталась её выпить! А хуже всего, что прививка действительно ничего не значит. Ведь вампиру не обязательно кусать тебя, чтобы убить. Есть масса других интересных способов. А без серьёзного оружия или сверхспособностей тягаться с альпами — это как пытаться остановить танк с помощью зубочистки.

От них нет защиты, если ты не равен им.

Вампирша немного помолчала, наслаждаясь потерянным лицом Лексы, и добавила:

— И нашу зеленушку ты тоже боишься. Неизвестный монстр. Существо, собранное буквально на коленке из разрозненного генетического материала. Кто знает, чего от него ожидать, верно? Вдруг на ней вырастут ядовитые плоды? Или она начнёт откладывать яйца тебе в уши по ночам? Никто не знает! Даже не представляю, как ты держишься. Наверняка у тебя уже труселя мокрые от ужаса и попка сжата круче, чем сингулярность в центре чёрной дыры.

Лекса стояла, глядя в багровые глаза вампира, и распинала себя, на чём свет стоит.

Дура! Ведь знала, что у этого вояки полно баб, но нет, ПОВЕЛАСЬ!!! Знала, что одна из баб — кровососка, но всё равно не отступила! А дальше…

Дальше тупой максимализм не дал остановиться, да и старая привычка заливать страх пойлом… И вот теперь она одна… без оружия… как птица в клетке… перед альпом…

Липкий страх сковал её, погружая в омут отчаяния.

И тут рука вампирши стремительно дёрнулась вперёд, через решётку. Стальные пальцы схватили волосы на затылке Лексы. Она шумно выдохнула от боли и неожиданности. Дёрнулась, но бесполезно. Кармилла рывком прижала её лицо к холодным прутьям.

Мир превратился в два рубиновых огня — глаза вампира.

И они горели в паре сантиметров от её собственных.

— Тише, дорогая, — прошептала Кармилла. — Я не убью тебя, не бойся. Но за Фенечку ты мне ответишь.

С этими словами она скользнула пальцем по пересохшим губам Лексы.

— Эй! А ну отойди от неё! — запоздало крикнул охранник, заметив неладное.

Кармилла мгновенно отпрянула. На её лице снова играла беззаботная улыбка. Она грациозно отступила на шаг, подмигнула оцепеневшей Лексе и послала ей воздушный поцелуй.

Цокот каблуков удалился по коридору.

А через полминуты его место занял тяжёлый, уверенный шаг.

Перед решёткой появился очень, очень хмурый Волк.

* * *

— Ну что, доигралась? — холодно спросил я.

— Я… я защищалась… — начала она, но голос сорвался.

— Ты потеряла контроль. И речь не об этом дурацком аресте. Ты, офицер полиции с безупречной репутацией, устроила драку на пляже из-за ревности и ненависти. Ты сознательно причинила вред беззащитному существу. Понимаешь, как это звучит?

Мои слова били наотмашь. Но так и нужно.

Ей необходимо увидеть, как ситуация выглядит со стороны.

— Кармилла первая начала играть не по правилам! — выкрикнула она, но сразу же осеклась. Видимо, осознала, настолько жалко и по-детски это звучит.

— Ты — мой офицер по безопасности, который сам стал угрозой, — отрезал я, хотя понимал, что мы на гражданке. — Ты поставила под удар нашу миссию. Себя. Меня. Будущее.

Последняя капля переполнила чашу.

Вся боль, весь страх и унижение, пережитые Синичкой за последние часы, вырвались наружу.

— Да что ты знаешь⁈ — закричала она, и слёзы хлынули по её щекам. — Что ты вообще можешь знать⁈ Ты ничего обо мне не знаешь! Ты не смотрел в глаза умирающей матери, понимая, что подвёл её! Ты не жил с клеймом предателя, вздрагивая от каждого шороха за дверью!

Она замолчала, тяжело дыша и давясь рыданиями.

Я тоже молчал. Просто стоял и смотрел на неё. В полумраке камеры она выглядела жалкой и разбитой. Вся бравада испарилась, и передо мной стояла просто напуганная девчонка.

Читать ей лекции о долге и чести не стал.

Вместо этого тяжело вздохнул, шагнул к ней и протянул платок.

Она неуверенно приняла и вытерла слёзы.

— Я не знаю, каково это — жить с клеймом предателя, — сказал я. — И понятия не имею, что