Бальтазар - Вьюн

— Мряяя, глупый птенчик, позволил любви стать страхом, — покачала она головой.

Когда-то она развеяла бы этот страх одним желанием, но то время прошло, она утратила былую силу…

Род Бальтазар был древнее, чем можно было подумать. Один из их предков приветствовал первого Великого Волшебника, принеся тому дары. Никс стала ответным подарком, когда в гордости попыталась убить «жалкого человечишку». Старые боги пали, а её оставили в живых, сделав игрушкой. С тех пор она бродит в тенях этого рода, мечтая отомстить.

— Старые боги пали жертвами своей гордыни, — тихо произнесла Никс. — Но даже тень былого величия может воскреснуть.

Она проскочила между двух охранников. Впереди была сокровищница. Украсть ценность едва ли не получится, но можно на него взглянуть краем глаза…

В самом сердце гидры Никс увидела… потрёпанную чёрно-белую фотографию. На ней виднелось семейство Бальтазар. Темноволосый мужчина во фраке, у его ноги юная Генриетта. Рядом светловолосая женщина с ребёнком на руках. Эта фотография была сердцем страха. Люциус боялся потерять самое дорогое — семью.

— Самюэль, — с горечью обратилась Никс к фотографии. — Грязный предатель. Стоило оно того? Я перенесла твой особняк на Луну, а ты… сбежал к этой патаскухе, бросив меня снова одну…

С горечью покачав головой, Никс растворилась в тенях. Свою часть сделки она выполнила.

— И всё же птенчик так похож на отца, — прозвучали её последние слова перед тем, как она окончательно растворилась в тенях. — Лишь эти желтые волосы портят весь его вид…

* * *

Корабль трясло от близкого взрыва. Мы продолжали крутиться вокруг Гидры, отвлекая ее внимание. Гоблины, с веселым визгом, вцепившись в доски корабля и пушки, старались не улететь вниз. Я же держался за штурвал, порадовшись за то, что отнес Сонми в капитанскую каюту. Мой первый враг не погибнет вот так, сгинув в Бездне, только от моей руки!

Меж тем в моей голове роились различные мысли. Глядя на свой страх, я отчетливо понял, что не смог бы его уничтожить даже, если бы захотел. Гидра слишком сильна. Сила не берется из ничего, закон сохранения энергии работает даже в тени. Что это значит? Что мой страх откуда-то еще получил силу. Это заставило меня хмуриться, строить различные теории.

Что вообще такое магия тьмы? Есть множество версий, но мне нравится, как ее объяснил Шредингер. Представьте себе, что на грани реальности зияет Квантовая Бездна. Причем это не просто разлом в пространстве, а рана в ткани мироздания, место, где законы причинности теряли силу, уступая место кошмару чистого потенциала.

Маги-теоретики утверждали, что Бездна — это вечно длящийся акт коллапса волновой функции, макроскопический парадокс, обретший плоть. В её эпицентре, за туманной пеленой псевдосуществования, пульсировала невыраженная вероятность. Одновременно всё и ничто. Вечный хаос возможностей, так и не определившихся с формой. Она была полна всеми мыслимыми и немыслимыми кошмарами, каждый из которых был столь же реален, сколь и иллюзорен, пока на него не падал взгляд наблюдателя.

Именно этим и пользовались те, кого в простонародье звали чернокнижниками. Маг, чей разум был укреплён безумием или непреклонной волей, вглядывался в хаос и силой желания заставлял его коллапсировать в нужную ему форму.

Хотел ли он призвать нежить, жалкую пародию на жизнь? Его сознание выхватывало из суперпозиции нужный образ, и проецировало его на прах, заставляя кости и пепел принимать нужную форму. Нужна ли была порча? Ведьмы находил в Бездне вероятность распада и болезней и накладывали это состояние на жертву, чье тело начинало одновременно и быть здоровым, и разлагаться заживо.

Но за всё приходится платить. Чем сильнее темная магия, тем больше вероятность, что эхо от творимой магии изменит и самого мага. В этом смысле источник света был куда предсказуемее, стабильнее.

Некоторые светлые маги даже утверждали, что чем больше умов знало о существовании Тьмы, тем стабильнее она становилась. Отчего они утверждали, что коллективное бессознательное наблюдение миллионов могло однажды заставить её коллапсировать не по воле хаоса, а по воле людей, тем самым породив всемогущее существо, которое станет концом для всего сущего…

Мои размышления прервала тень, что сгустилась у моих ног, и из неё, словно из воды, выплыла знакомая чёрная кошка.

— Ну? — выдохнул я, едва удерживая штурвал под новым залпом Гидры. — Говори! Что ты нашла?

Никс грациозно запрыгнула мне на плечо, и её голос прозвучал прямо в ухе, заглушая грохот битвы:

— Внутри этого зверя, там… целый замок. В самом же центре находится тронный зал, и на троне том сидит твоя сестра, — поведала она.

По спине пробежал ледяной холод. Я знал, что все так оно и есть. Ощущал каждой клеткой своего тела.

— Но это не главное, — продолжила Никс, и её голос стал жёстче. — За троном. В самом сердце… там лежит одна-единственная вещь. Потрёпанная фотография. Ваша семейная фотография, Люциус.

Мое сердце предательски пропустило удар. Замерев, в моем разуме всплыл смутный, едва уловимый образ отца, который сменился шелковистыми волосами матери, и очаровательной, милой Генриеттой. В детстве я любил мечтать, как бы мы жили, если бы наши родители были живы, а наш фамильное поместье осталось на Земле. Я даже с помощью магии света создал фотографию, которую сожгла в ярости сестра, стоила ей увидеть ее, оставив на моей руке едва заметный ожог.

Воспоминание, которое я так отчаянно пытался забыть, вновь всплыло в моем разуме. Именно тогда у меня впервые появилось сомнение, любит ли меня сестра на самом деле? Именно тогда в моем сердце появилась Гидра. И все началось именно с фотографии, первого предмета, который я создал с помощью магии света. Эта рана, как оказалось, все еще продолжала гноить, пускай и на коже остался всего лишь едва заметный шрам.

— Вот он, твой страх, — кошка говорила безжалостно. — Ты не боишься боли или смерти Люциус. Ты боишься… остаться один. Совсем один во тьме, — с грустью закончила она.

В груди что-то сжалось. Гидрa, словно почувствовав мою слабость, издала победный рёв и ринулась в новую атаку. Сферы энергии и пламя обрушились на корабль с утроенной силой.

— Что… что мне делать? — с усилием произношу.

Голос сорвался на шепот, а сам я был едва живой, наконец, узнав чего я на самом деле боюсь. Не сестры, не только ее…

— Выбор за тобой, Бальтазар, —