Нефилим. Том 1. Начало - Анастасия Солнцева

же! – всплеснув ухоженными ручками, воскликнул Борисов, обрадовавшись моему появлению перед его светлым взором. Не менее счастливыми выглядели и два десятка студентов. И я их прекрасно понимала! Хоть какое-то разнообразие, позволяющее не свихнуться от забористого юридического занудства.

– Кого я вижу! Свою самую любимую студентку! – с фальшивым умилением воззрился на меня учитель.

– Мистер Борисов, – любезно шаркнула я ножкой и склонила голову в выражении приветствия.

– Пожалели о своём решении? – с живым любопытством поинтересовался мужчина, глядя на меня без вражды, что само по себе было удивительным и непривычным.

– Скорее меня заставили об этом пожалеть, – хмыкнула я, оставаясь на месте и не решаясь войти без разрешения. Борисов умел быть как очень добрым, так и весьма злопамятным.

– Да, наш новый директор умеет убеждать, – с пониманием покивал он лохматой, давно не видевшей ножниц головой, потёр колючий подбородок и взмахнул рукой в приглашающем жесте. – Занимайте положенное вам место, мисс Кьеллини, хватит тратить драгоценное время, отведённое на урок!

Я послала преподавателю благодарственную улыбку и поспешно дошла до последней парты в крайнем ряду, куда и рухнула практически без сил. День выдался бесконечно трудным, а до вечера ещё далеко.

Мистер Борисов начал лекцию, деловито прохаживаясь перед студентами взад и вперёд, заложив руки за спину. Слушать его было лень, а ещё голову переполняли тревожные мысли, настойчиво требовавшие обратить на них внимание.

Вынув из кармана мятый конверт, я вытряхнула на ладонь стопку снимков, глянцево блеснувших в свете падающих сквозь окно солнечных лучей. Бросая осторожные взгляды на учителя, принялась внимательно изучать фото.

Кадры убитых животных, а таковых в наличии имелось три, я просмотрела первыми. Желание разглядывать трупики несчастных зверей напрочь отсутствовало, но пришлось.

Белка, кошка, ворона.

Белка явно скончалась в лесу, по осени, что легко определялось по количеству опавшей, иссохшей листвы, устилавшей землю. Но вот что случилось с грызуном, оставалось непонятным. Ракурс съёмки позволял рассмотреть только одну сторону рыжего тельца, лежащего на боку. На нём внешние повреждения отсутствовали.

Та же история повторялась и с чёрной кошкой, безвольно растянувшейся на земле у дороги. В кадр попала часть бордюра, отделяющего шоссе от тротуара.

А вот птицу, скорее всего, подбили из рогатки или другого самодельного оружия, способного выстреливать на небольшие дистанции. На такие мысли наводили торчащие в разные стороны, изломанные перья вороны, оказавшейся в плохое время в плохом месте.

Следующими были фото сёстры. Снимал явно профессионал: либо в искусстве фотографии, либо в слежке. И в его распоряжении определённо имелась дорогая техника, потому что качеством снимков невозможно было не восхититься.

На первой фотографии сестра стояла боком, волосы распущены по плечам, на запястье можно разглядеть браслет, который я подарила на последнее Рождество. Одета Стефа в лёгкий светлый сарафан и босоножки. Снимали недавно, буквально этим летом. Присмотревшись к заднему плану, я узнала знакомые ряды витрин.

– Торговый центр, – прошептала я вслух, пока Борисов распинался об очередной вехе истории развития права.

– Что? – прошептал Майки, сидевший по правую руку от меня. – Ты что-то сказала?

– А-а-а-а… нет, ничего, – замахала я руками, быстренько прикрывая снимки тетрадью, в которой полагалось делать конспект.

Майк кивнул. Я дождалась, пока его голова опять отвернётся, и взялась за следующий снимок.

Опять младшенькая. Идёт в одиночестве по улице, которую я тоже быстро узнала. Этой дорогой мы ходили в одно маленькое кафе в студгородке, где наливали очень вкусный кофе и пекли восхитительные сдобные булочки. Наведывались мы туда так часто, что даже подружились с семьёй владельца. На сестре джинсы, кроссовки и лёгкий просторный белый свитер. Волосы собраны в пучок, а лицо немного сонное, что позволяло предположить – дело было в выходной день, скорее всего, утром.

– Фотографировали из машины, – продолжила бормотать я, поднося фото близко к глазам. – Вот тут, внизу. Камера захватила часть автомобильного стекла. Значит, кто-то ехал за ней по улице…

– Да что ты там шепчешь?! – вновь обратил на меня внимание друг.

Я раздражённо отмахнулась, потому что в голове всплыло воспоминание.

Начало учебного года. Студенты съехались в кампус после летних каникул. Компания из пятнадцати человек, среди которых была и я, собралась, чтобы устроить вечеринку. Мы пили, очень много. Настолько, что даже я в какой-то момент обнаружила себя в бассейне, обнимающей мокрую плюшевую гориллу. Пьянка закончилась на рассвете, вернувшись в комнату, я рухнула на подушку и подняться уже не смогла. Сестра, не забывая осуждающе вздыхать, оставила возле моей кровати тазик и ушла, вернувшись через некоторое время с двумя стаканами кофе.

«Где тебя ветром носило?», – спросила я голосом старого матроса, силой мысли, пытаясь заставить кровать, не кружиться. Потом попыталась забрать у сестры стакан, промахнулась, покачнулась и выбила картонный поднос из её рук, облив мелкую с ног до головы коричневой жидкостью и испортив тот самый белый свитер.

Моргнув, прогоняя застывшие перед внутренним взором кофейные пятна на белой ткани, я быстро достала третью фотку. На ней компанию Стефе составляла я. Не узнать собственный взъерошенный затылок, прикрытый чёрной кепкой, и свою любимую олимпийку, заношенную практически до дыр, было невозможно.

Я сидела на лавочке в парке, спиной к снимавшему, и лицом к сестре, которая в момент нажатия фотографом кнопки подносила ко рту мороженое. Вокруг нас много людей, в основном парочки.

Вспомнить этот день я так и не смогла, сколько бы ни напрягала память.

– Ладно, – проговорила я самой себе. – Потом разберусь.

И вытащила из конверта то, что в нём ещё оставалось: сложенный вчетверо белый жёсткий лист бумаги.

Развернула с плохим предчувствием и уставилась на отпечатанные строчки: «Зачем ты вернулась? Просто сдохни! Умри! Умри! Умри! Сделай это сама! Облегчи всем жизнь, мелкая гадина!».

Ужасные слова, которые умеют убивать не хуже пули или арбалетной стрелы.

– Вам неинтересно то, что я рассказываю? – прогремело над ухом.

Едва не свалившись со стула от испуга, я накрыла фотки руками и, с готовностью внимать каждому слову, подняла взгляд на преподавателя.

Мистер Борисов застыл наискосок от меня, сложив руки на груди и взирая с укором.

– Очень, – закивала я. – Очень интересно!

– И о чём же я рассказывал? – заулыбался мужчина подобно хитрой лисе, успевшей плотно позавтракать.

На мгновение растерявшись, я принялась импровизировать, на ходу выворачиваясь из ловушки:

– «Моя истинная слава не в том, что я выиграл сорок сражений: одно Ватерлоо зачеркнуло их все. То, что будет жить вечно – это мой гражданский кодекс», – закончив, мило взмахнула напоследок ресницами.

– Зачем вы цитируете мне Наполеона? – преподаватель снял очки и закусил дужку.

– Потому что вы рассказывали об истории создания гражданского кодекса, – пояснила я,