"Фантастика 2025-34". Компиляция. Книги 1-26 - Алиса Бодлер

В тот момент Амайя поняла, что боится не за Шахара. Она боится Шахара. Его реакции, его гнева, его действий. Она уже предала род и знала, что двоюродный брат ей этого не простит.

Ей оставалось только держаться господина Хатри. Когда он сказал, что на самом деле работает в ИСБ, девушка успокоилась окончательно. Это же государственная организация, они все делают на благо страны. Это не клановые, от которых можно ожидать любого подвоха, это фактически руки Императора.

В господина Хатри она верила намного больше, чем в своего братца.

А однажды господин Хатри вскользь сказал, что ее отец был бы намного лучшим главой рода, чем двоюродный брат. В этот момент у Амайи словно глаза открылись. И почему она сама не додумалась до этого? Зачем роду посторонний человек, даже если он фактически представляет императора, когда есть ее родной отец?

Остальное было делом техники. С планом господина Хатри Амайя согласилась полностью. И свою часть она выполнила идеально.

Кроме последнего, самого главного штриха.

Она так и не убила Шахара. Господин Хатри говорил, что это будет сложно, и она очень много тренировалась, пока была «в плену», но этого не хватило.

Когда у Асан засветились желтым руки, и она приложила их к ране Шахара, Амайя поняла, что братец выживет.

Амайя сделала свою ставку и проиграла. Она понимала, на что шла. Знала, что рискует своей жизнью.

Что ж, проигрывать тоже надо уметь.

Жаль, что ее жизнь будет такой короткой.

Но она ни о чем не жалела.

*****

Когда я прочитал доклад Биджау, я схватился за голову. Сестрица не просто решилась меня убить, она еще и откровенно сливала информацию Хатри. Причем не просто информацию, а как бы не тайны рода.

Одно то, что Хатри знает о нестандартном проявлении моей шакти при встрече с дядей, чего стоит!

А сколько всего она вывалила на имперца между делом, сама того не заметив, — отдельный вопрос. И вот эту змею я пригрел и даже сочувствовал ей. Планировал заняться ее тренировками… Дурак. Слепой дурак.

И ведь не лежала у меня душа изначально к девчонке. С самого первого дня в этом мире она вызывала у меня подспудное отвращение.

Я списал тогда это на воспоминания настоящего Шахара, которого она третировала все его детство, а надо было просто задуматься. Я ведь козырь рода. Мне родовой камень помогал чуть ли не с самого начала. А сейчас у меня и вовсе чуйка запредельная.

Если человек мне не нравится, то надо не чувством вины за это мучиться, а вычеркивать его сразу из своей жизни. И плевать, даже если это родич. Теперь уже, на примере сестрицы, я знаю, чем подобные вещи заканчиваются.

Ладно, что там еще интересного в протоколе допроса?

А, ставка Амайи на дядю Ривана. Собственно, если бы ей удалось меня убить, главой рода стал бы ее отец. Логично. Особенно если не знать подробностей про родовой камень в моей крови.

И это, кстати, отдельная проблема. Предательницу я в живых не оставлю, это не обсуждается. А с ее родителями я потом что делать буду? Она у них — единственный ребенок.

Впрочем, даже если бы была не единственным, вряд ли это что-то изменило бы.

— Шахар, — прошелестел негромкий голос Асан от двери.

Я поднял на нее взгляд. Китаянка была напряжена, ее брови сошлись в одну линию.

— Слушаю тебя, — кивнул я.

— Риван требует встречи с тобой. Немедленно.

Глава 3

*****

Дядя влетел в мою комнату явно на взводе. Он подошел почти вплотную к моему креслу, посверлил меня тяжелым взглядом сверху вниз и уселся рядом.

Я спокойно ждал. Я очень умозрительно представляю себе его состояние, все же у меня никогда не было детей, но и этого хватает, чтобы понимать, что разговор легким не будет.

— Молчишь? — оскалился Риван.

— Ты пришел ко мне, — пожал плечами я. — Говори.

Риван несколько секунд молча пытался давить меня взглядом. Бесполезно. Мы оба знаем, что предательство не прощают.

Вот только его разрывает между двумя противоположными чувствами, а моя позиция непоколебима. Ему не выиграть это безмолвное противостояние.

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил он, наконец.

— Убью, — ровно ответил я.

— Почему до сих пор не убил? — сузил глаза Риван.

Нет, дядя, за эту соломинку ты цепляешься зря.

— Я хожу с трудом, — фыркнул я. — Оклемаюсь — займусь. Или ты считаешь, мне надо было первым делом пойти ее пристрелить?

Риван сжал зубы.

— И ни капли сочувствия к сестре нет? — как-то слишком отстраненно поинтересовался он.

— После того, как она мне нож в спину воткнула? — хмыкнул я. — Ни капли.

Риван сделал глубокий вдох и поднял на меня совершенно больные глаза.

— Шахар, она — моя дочь. Должен быть вариант, который позволит нам оставить ее в живых!

— Она убила меня, — сказал я. — Ты понимаешь, что если бы Асан стояла не в двух шагах от меня, а в десяти, я был бы мертв? Асан бы просто не успела. И никто бы не успел!

Риван опустил глаза и промолчал.

— Ты мне предлагаешь убийцу оправдать? — добавил я.

— Она же несовершеннолетняя, — тоскливо протянул дядя.

Спорный момент, я тоже думал об этом.

Когда формируется магический источник, ребенок становится ограниченно дееспособным. Да, за него по-прежнему отвечают взрослые, но есть отдельный перечень проступков, за которые ответственность он несет сам. Даже ребенок может опозорить род. Не так, как взрослый, но и из-за подростковых конфликтов в Академии начинались клановые войны, есть примеры в истории.

Формально совершеннолетие наступает в восемнадцать, да. Однако если административные и другие, вплоть до средней тяжести, проступки, несовершеннолетние студенты делят с опекунами, то за убийство или покушение на убийство подросток будет отвечать сам. По всей строгости закона.

— За убийство даже простолюдины отвечают с четырнадцати, — ровно ответил я.

Я понимаю, что Риван сейчас цепляется за любую соломинку. Но тут нет вариантов.

В семнадцать человека уже поздно перевоспитывать. И оставлять врага в живых только потому, что формально она — малолетка? Так она и до своего совершеннолетия еще принесет бед.

Изгнать ее из рода и сделать простолюдинкой? Так это как раз то, что гарантированно вызовет ненависть и все новые и новые попытки меня убить. Терпеть такое и рисковать своей шкурой, только потому что ей семнадцать?

А ведь будь ей восемнадцать, я даже не задумался бы на эту тему. Напала — получи соответственно. Я