Восхождение - Алим Онербекович Тыналин

— Если вы правы хотя бы наполовину, Леонид Иванович, нас ждет совершенно новый мир через десятилетие.

— Не сомневайтесь, — ответил я, глядя в иллюминатор на приближающиеся очертания Москвы. — И этот мир потребует намного больше нефти, чем мы добываем сейчас.

Московский аэродром встретил нас весенним ветром и сырым воздухом. Несколько техников в промасленных комбинезонах суетились вокруг других самолетов, готовя их к вылету. На краю летного поля выстроилась шеренга новеньких АНТ-3, недавно принятых на вооружение ВВС.

Конюхов пожал мне руку перед расставанием:

— Благодарю за крайне интересную беседу, товарищ Краснов. Я пришлю вам приглашение в НИИ ВВС. И позвольте личную просьбу. Запишите ваши идеи о будущем авиации. Это может стать бесценным материалом для наших конструкторов.

Когда военный авиатор удалился, Величковский задумчиво произнес:

— У меня странное ощущение, Леонид Иванович. Словно я попал в фантастический роман Герберта Уэллса. Но чем больше я наблюдаю за вашими предсказаниями и их воплощением, тем сильнее убеждаюсь, вы действительно каким-то непостижимым образом знаете будущее.

Я похлопал профессора по плечу:

— Не забивайте голову мистикой, Николай Александрович. У нас впереди масса реальной работы. В Москве меня ждет создание структуры «Союзнефти», а вас новые экспериментальные плавки стали для танковой брони.

Но взгляд профессора говорил, что мое объяснение его не убедило. Впрочем, Величковский относился к тому типу ученых, который умеет хранить секреты и не делает поспешных выводов. Еще одно качество, за которое я ценил этого блестящего специалиста.

* * *

Древнее здание на Мясницкой улице, где располагался Наркомат тяжелой промышленности, источало особую атмосферу власти. Высокие потолки с лепниной, мраморные лестницы, массивные двери кабинетов, все говорило о фундаментальности учреждения, решающего судьбы советской индустрии.

Три дня после возвращения из Нижнего Новгорода я провел в выделенном мне кабинете на третьем этаже. Перед массивным дубовым столом выстроилась стопка папок с документами, проекты структуры «Союзнефти», схемы финансирования, планы развития месторождений. На стене висела огромная карта СССР с отмеченными нефтяными районами, существующими и перспективными.

Часы показывали десять утра, когда в кабинет вошли мои ближайшие соратники. Мышкин — невозмутимый начальник службы безопасности, бывший контрразведчик с каменным лицом и проницательным взглядом. Котов — пожилой финансист с аккуратно подстриженной седой бородкой, в старомодном сюртуке. Сорокин — главный инженер, неистощимый генератор идей, энергичный парень с несносным характером и острым техническим умом. Ну, и конечно, Величковский, сегодня он держал в руке длинную трость с костяного набалдашником.

— Садитесь, товарищи, — я указал на расставленные вокруг стола стулья. — Через час нас ждет встреча с наркомом Орджоникидзе. Но сначала я хочу обсудить с вами финальную версию организационной структуры «Союзнефти».

Мышкин первым нарушил молчание:

— Леонид Иванович, вы просили меня подготовить предложения по безопасности. Я проверил досье всех руководителей региональных подразделений. У троих обнаружены сомнительные связи. Материалы на вашем столе.

Я кивнул, подвигая к себе тонкую папку с красной полосой, знак особой секретности.

— Спасибо, Алексей Григорьевич. Котов, какие изменения в финансовых потоках?

Бухгалтер раскрыл блокнот:

— Я проработал схему с двойным контролем. Каждая транзакция проходит через центральную бухгалтерию и дублируется в региональном отделении. Невозможно провести несанкционированный платеж без оставления следа.

— Отлично, — я развернул на столе большую схему, изображающую структуру будущего треста. — Предлагаю следующую организацию. Центральное управление в Москве, пять региональных дирекций. Азербайджанская, Грозненская, Волго-Уральская, Сахалинская и Среднеазиатская. Каждая дирекция получает оперативную самостоятельность в рамках утвержденных планов, но подчиняется единой технической и финансовой политике центра.

Величковский задумчиво погладил бородку:

— Амбициозная структура, Леонид Иванович. Особенно учитывая, что Волго-Уральская и Сахалинская дирекции пока существуют лишь на бумаге. Нефтяных промыслов там практически нет.

— Будут, Василий Андреевич, — уверенно ответил я. — Геологоразведка уже подтвердила перспективность этих регионов. Нам нужно смотреть вперед, а не только управлять существующими активами.

Сорокин, до того молча изучавший схему, постучал пальцем по чертежу:

— А это что за структурное подразделение? Научно-исследовательский институт нефти и газа? Он уже существует?

— Уже есть такой, но Сталин одобрил его реорганизацию, — ответил я. — Институт будет координировать все научные разработки в области нефтедобычи и нефтепереработки. Нам нужен технологический прорыв, товарищи. Без науки его не достичь.

— А научными кадрами как обеспечить? — спросил Величковский, делая пометки в блокноте. — У нас острая нехватка специалистов с высшим образованием.

— Будем привлекать из вузов, из-за границы, если потребуется, — ответил я. — Я уже договорился с профессором Ипатьева. Он готов возглавить отдел каталитических процессов.

Величковский одобрительно кивнул.

— Теперь о финансировании, — я развернул еще один чертеж. — Наркомфин выделяет стартовый капитал в размере ста миллионов рублей. Еще пятьдесят миллионов поступит от объединения активов существующих нефтяных трестов. Дополнительные средства привлечем через систему внутренних займов и банковских кредитов под гарантии государства.

Котов присвистнул:

— Сто пятьдесят миллионов! Это грандиозная сумма. Почти десятая часть годового бюджета на индустриализацию.

— Капля в море по сравнению с тем, что даст стране «Союзнефть» через пять лет, — парировал я. — К 1936 году мы удвоим добычу нефти, доведя ее до пятидесяти миллионов тонн ежегодно. А стоимость одной тонны на мировом рынке около тридцати рублей золотом. Посчитайте, какой доход это принесет стране.

Котов быстро произвел расчет в уме:

— Полтора миллиарда рублей. Десятикратная отдача на инвестиции за пять лет!

— Именно, — кивнул я. — И это не считая создания смежных производств — нефтехимии, производства синтетического каучука, дорожного битума. Целые отрасли промышленности появятся на основе нефтепереработки.

В дверь постучали, и секретарь сообщил, что нарком Орджоникидзе готов нас принять. Мы собрали документы и направились в его кабинет, расположенный в противоположном крыле здания.

Григорий Константинович Орджоникидзе, невысокий коренастый человек с характерными кавказскими чертами лица и пронзительным взглядом, встретил нас, стоя у огромной карты индустриальных новостроек СССР. Красные флажки, воткнутые в карту, обозначали десятки строящихся заводов, электростанций, комбинатов.

— А, Краснов! — энергично воскликнул нарком, пожимая мне руку. — Наслышан о твоих успехах в Нижнем. Танковый проект движется?

— Полным ходом, товарищ нарком, — ответил я. — Прототип Т-30 прошел все испытания. Начинаем производство первой опытной партии.

— Отлично, отлично, — Орджоникидзе указал на стулья вокруг длинного стола для совещаний. — Садитесь, товарищи. Но сегодня не о танках речь. Сталин ждет от нас структуру «Союзнефти» и план развития нефтяной промышленности на ближайшую пятилетку.

Следующие два часа прошли в напряженном обсуждении. Орджоникидзе задавал острые вопросы,