Восхождение - Алим Онербекович Тыналин

Он повернулся ко мне с новым выражением лица, смесь научного энтузиазма и профессионального любопытства теперь полностью вытеснила прежнюю настороженность.

— Как вы пришли к этому открытию, товарищ Краснов? Какие методы использовали?

Я был готов к этому вопросу. Сказать правду, что я знал о месторождениях из своего прошлого в XXI веке, невозможно. Но я подготовил правдоподобное объяснение.

— Комплексный подход, Иван Михайлович. Сопоставление геологических, геофизических и геохимических данных. Анализ микрорельефа местности с помощью аэрофотосъемки. И, конечно, экстраполяция закономерностей, выявленных вами в ваших фундаментальных работах.

Это объяснение, кажется, удовлетворило академика. Он вернулся к столу и решительно протянул мне руку:

— Что ж, товарищ Краснов, вы меня убедили. Если ваши данные подтвердятся, это действительно революция в нефтяной геологии. Институт должен быть в авангарде этих исследований. Я согласен на реорганизацию и расширение, под нашим совместным руководством.

Я с облегчением пожал протянутую руку. Первый и самый трудный барьер преодолен.

Губкин, человек старой закалки, не побоялся признать весомость новых аргументов и изменить свою позицию перед лицом научных фактов. Это внушало уважение.

— Предлагаю сразу перейти к конкретным шагам, — сказал я, доставая из портфеля еще одну папку. — Вот план расширения института, включая структуру, штатное расписание, бюджет. Прошу вас ознакомиться и внести коррективы. А завтра предлагаю созвать научный совет для официального утверждения новой программы работы.

Губкин вновь надел очки и углубился в изучение принесенных документов. По мере чтения его лицо все больше оживлялось, а в глазах появлялся блеск энтузиазма.

— Масштабно мыслите, товарищ Краснов, — произнес он наконец. — Очень масштабно. И правильно. Нефть — это будущее страны. А с такими запасами, как вы предполагаете, мы можем стать ведущей нефтяной державой мира.

Мы проговорили еще около двух часов, обсуждая детали предстоящей реорганизации. Губкин, как и полагается ученому, задавал множество точных, порой неудобных вопросов, но постепенно его скептицизм уступал место увлеченности новыми перспективами. К концу беседы он уже сам предлагал смелые идеи и строил грандиозные планы.

— Кстати, Иван Михайлович, — сказал я перед уходом. — В ближайшее время к нам присоединятся несколько выдающихся ученых. Профессор Ипатьев возвращается в Москву специально для работы в институте. Также приезжает Вороножский из Нижнего Новгорода, гениальный, хоть и эксцентричный химик.

— Владимир Николаевич Ипатьев? — Глаза Губкина расширились. — Академик Ипатьев возвращается? Это невероятно! Его работы по катализу основа всей современной нефтехимии.

— Я лично убедил его вернуться, — скромно заметил я. — Перспектива создания первоклассного научного центра и возможность работать на благо родины оказались решающими аргументами.

Когда мы с Головачевым покидали кабинет, Губкин провожал нас уже совсем другим взглядом. Взглядом соратника, готового к большим свершениям.

— До завтра, Иван Михайлович, — сказал я, пожимая ему руку на прощание. — Готовьтесь к бурным дебатам на научном совете. Не все ваши коллеги с такой же легкостью примут новые идеи.

Губкин усмехнулся в бороду:

— Не беспокойтесь, товарищ Краснов. Научные баталии моя стихия. Если данные на вашей стороне, победа будет за нами.

Когда мы вышли на улицу, Головачев тихо произнес:

— Вы его покорили, Леонид Иванович. «Магия Краснова» снова в действии. А ведь говорили, что Губкин упрямый старик, которого невозможно переубедить.

Я улыбнулся, глядя на раскидистые липы, окружающие институт:

— Настоящий ученый, Семен Артурович, всегда открыт новым идеям. Особенно если они подкреплены убедительными фактами. А те, кто называл Губкина упрямым стариком, просто не имели достойных аргументов.

На следующий день большой конференц-зал института нефти и газа наполнился до отказа задолго до назначенного времени.

Помимо официальных членов научного совета, около двадцати ведущих ученых, на заседание пришли все сотрудники института, от маститых профессоров до молодых лаборантов. Весть о предстоящей реорганизации и о сенсационных открытиях в Поволжье распространилась со скоростью степного пожара.

Длинный стол, покрытый зеленым сукном, был установлен на небольшом возвышении. За ним должны разместиться члены президиума, Губкин, я и несколько ключевых ученых.

Остальные участники совета сидели в первых рядах на жестких деревянных стульях, а сотрудники института заполнили все свободное пространство, включая подоконники и проходы.

В зале стоял приглушенный гул десятков голосов. Кто-то увлеченно обсуждал слухи о «Втором Баку», другие спорили о целесообразности реорганизации, третьи строили предположения о моей персоне и причинах особого внимания Сталина к институту.

— Идут! — выкрикнул кто-то, и зал мгновенно затих.

Мы с Губкиным вошли в конференц-зал со стороны небольшой боковой двери. За нами следовали ближайшие соратники академика, профессора Лучицкий, Преображенский, Штейнберг и другие видные деятели нефтяной науки. Замыкал процессию Великовский, прибывший специально для участия в совете.

— Товарищи! — громко произнес Губкин, заняв место в центре стола президиума. — Объявляю расширенное заседание научного совета Института нефти и газа открытым. Повестка дня: реорганизация института, новые направления исследований и предварительные результаты геологической разведки в Волго-Уральском регионе.

Академик выдержал небольшую паузу, окидывая взглядом притихший зал, затем продолжил:

— Прежде чем мы перейдем к обсуждению, я хочу представить вам товарища Краснова, директора-распорядителя недавно созданного объединения «Союзнефть» и инициатора предстоящих преобразований. Прошу вас, Леонид Иванович.

Я поднялся с места и обвел взглядом собравшихся. Десятки пар глаз смотрели на меня с любопытством, недоверием, настороженностью и, иногда, с надеждой.

— Товарищи ученые, — начал я спокойно и уверенно. — Страна стоит на пороге великих свершений. Индустриализация требует энергетических ресурсов, и нефть становится решающим фактором в этой борьбе. Но текущий уровень добычи и переработки нефти не соответствует растущим потребностям народного хозяйства. Необходим качественный рывок как в объемах, так и в технологиях.

Я сделал небольшую паузу, а затем продолжил, повышая голос:

— Этот рывок невозможен без фундаментальной науки. Без вас, товарищи. Именно поэтому правительство и лично товарищ Сталин приняли решение о преобразовании Института нефти и газа во Всесоюзный научно-исследовательский центр с многократно увеличенным финансированием и расширенными полномочиями.

По залу пронесся удивленный шепот. Некоторые ученые старшего поколения недоверчиво переглядывались, а молодежь явно воодушевилась от перспектив.

— Институт получит новый комплекс зданий, — продолжил я, развивая успех. — Современнейшее оборудование, в том числе импортное. Штат увеличится в несколько раз. Будут созданы экспериментальные базы во всех нефтедобывающих регионах страны. И все это под неизменным научным руководством Ивана Михайловича Губкина.

Последняя фраза вызвала первые аплодисменты. Большинство сотрудников искренне уважали академика и беспокоились о его судьбе в свете грядущих перемен.

Я сделал приглашающий жест, и в зал вошли мои помощники с пачками размноженных материалов:

— Перед