Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков

«Меконга», да и сам корабль, сказал бы, что это невозможно. Но если это «Велос»… Михеев не верил, что название схоже просто по совпадению. Не было места случайностям там, где речь шла о «Сфере».

– «Меконг», для начала дай краткую выжимку по экспедиции «Велоса», затем максимально подробную, ее сбросишь всем для изучения.

– Хорошо. – Меконг на миг задумался. – Итак…

«Велос» был одним из первых рогановских кораблей, если не первым, полностью сконструированным для научно-исследовательских экспедиций. Научное судно, так это называли. Порт приписки – Земляндия. Ушел в исследовательский рейс и пропал. Но не просто пропал. К планете, которая была целью «Велоса», человечество направило еще две экспедиции. Они так же бесследно исчезли, как и первая. Правда, одна из них успела послать сообщение, которое заставило людей выставить вокруг планеты сначала патрульные корабли, следившие за запретом на посадку, а затем установить куда более совершенные барьеры. Они должны были не только не допускать посадки, но и не пропускать ничего с Карантина, как стали называть планету. Но когда у нас все шло по плану?

Минимум один официально зарегистрированный прорыв был, и как раз с Карантина. В межзвездном пространстве обнаружился тот самый «Велос» спустя двести восемьдесят лет после исчезновения. К счастью, астронавт, отвечавший за операцию, принял единственно верное решение. Не обращая внимания на причитания и завывания специалистов и молчаливый бунт экипажа, с помощью служебных ботов развернул корабль-призрак носом к ближайшей звезде и убедился, что светило благополучно сожгло его.

Кончилась история Карантина, когда повзрослело первое поколение берсеркеров. Михеев пробежал по строчкам отчета: новых данных не получено, попытки использовать биоустройства привели к исчезновению оборудования, предлагать активные исследования кораблям и представителям галактов Совет человечества счел нецелесообразным. Тоже понятно – огромный риск при совершенно неизвестной потенциальной пользе информации, которая могла бы быть получена. Словом, один из первых случаев использования берсеркера.

Так каким же образом полная копия Владимира Алексеевича Родина оказалась в «Зимнем лесу»? Тоже ксенолога, кстати. В мозгу Михеева роилась и масса других вопросов, но их он решил пока не озвучивать. Слишком много ассоциаций они тянули, слишком глубокие пласты памяти, казалось, навсегда похороненные им. Он вспоминал, где и когда впервые услышал название «Велос».

Михеев. Дурные сны

Европа плавилась от жары. По Средиземноморью ветер гнал многокилометровые огненные полотнища, сметавшие леса, поля, города и поселки. Италию затянуло неведомо откуда взявшейся сухой белой пылью, и безумные проповедники хрипло кричали на площадях: «Это пепел! Пепел Судного дня! Дышите пеплом мертвецов, готовьтесь встречать Господа!»

В Берлине усталые полицейские по утрам снимали с развалин Бранденбургских ворот повешенных по приказу шариатского суда карманников.

Лондонские мечети обновляли системы защиты, но все равно горели подожженные неокришнаитами. Михеев точно знал, что руководство Возрожденного общества Господа Кришны купило не менее семи нелегально форсированных ИИ-гуру, три из которых осели в Британии. Это его не слишком беспокоило. А вот куда исчезли еще четыре? Это было куда более интересно. Он кинул запрос в штаб-квартиру Еврокомиссии и забыл.

Не без оснований он предполагал, что к этому приложило руку «Копье намеренья». Но Тощий Билли был мертв, а подводить к секте нового агента было бессмысленно – служба безопасности секты на аларме, сторожевые ИИ кружат вокруг информационных структур «Копья», как китайские драконы.

Михеев перебрал имена агентов, которых можно было задействовать в комбинации, очертания которой лишь начинали проглядывать у него в голове, и понял, что привлечь некого. Придется заниматься самому, причем для начала неплохо бы решить, где именно.

Он почувствовал, как неумолимо уходит время, осознанным усилием затормозился, выпал из потока, который ему навязывали обстоятельства, и на пять дней заперся в крохотном домике на окраине Псары. Деревня, носившая одно название с островком, уже лет тридцать была почти заброшена: в море выходило меньше десятка лодок, а последнего туриста здесь видели задолго до греко-турецкого инцидента с субмариной. Однако небо над островом было синее, дым пожарищ, уничтожавших материковую часть Эллады, почти не ощущался, а рыба оставалась свежей и стоила смешные деньги. К тому же местные рыбаки признавали только наличные и не связывались с перевозчиками мигрантов.

За это Псару и ее немногочисленных жителей Михеев искренне любил. А еще за то, что островитяне героически отстаивали свое право не пускать на остров новое поколение вышек связи, поэтому лишь на западной оконечности острова торчала черно-глянцевая игла древней 5G.

С рассветом Михеев уходил на берег моря, разравнивал песок и чертил прутиком лишь ему понятные линии. Вспоминал. Увязывал разрозненные события. Искал молчание.

Давным-давно он понял, что самое важное находится в тени и молчании. С тех пор он в первую очередь обращал внимание на то, о чем не говорят в докладах с высоких трибун, не обсуждают на истеричных ток-шоу, не показывают в новостях, не анализируют многомудрые эксперты по всем вопросам. Весь информационный шум он воспринимал как внешние границы, обозначающие территорию чего-то действительно важного. Самым сложным всегда было определить, о чем молчат? Что скрывает тишина и спокойствие?

Москва, кровавая распродажа, брусок нелегального искина, Кристина, навсегда исчезнувшая за дверями «Детского мира». Одна из отправных точек. Нет, не там, слишком много всего на поверхности в России, хотя бродят, бродят там глубинные течения. Огромная территория от Поволжья до Урала и дальше – территория молчания или диких слухов.

Похоже? Нет. Слишком разнонаправленные и трудно контролируемые силы там сейчас действуют.

Африка? Нет. Не там это началось.

И в залитой дождями деревушке в Южной Азии, где он стоял и смотрел на серо-желтые, словно куски плохого мыла, отечные коленки маленьких, с неестественно раздутыми животами, трупов. Там еще был омерзительный, молоденький и гладенький корпорант с модным полупрозрачным планшетом. Всегда в бледно-розовых рубашках-поло и кремовых брючках. Михеев ненавидел его до дрожи, но он был представителем заказчика, а Михеев выступал в ипостаси независимого подрядчика. Да, черт возьми, он им и был на самом деле, он давно уже забыл, где заканчивается его реальная жизнь и начинается легенда.

Михеев поднял голову и уставился в белое от жары небо. Честно говоря, не было тут никакого заканчивается-начинается, не было легенды. Он давно уже стал «независимым подрядчиком», которого зовут на самые сложные проекты. Так они это называют, они вообще очень любят обтекаемые многословные формулировки. И ты действительно чертовски хорош в той беспробудно черной зоне, где тихо варилось адское варево нелегальных научных разработок, каждая из которых доходила до момента, когда яйцеголовые говорили заказчику, что пора переходить к