Излом - Алексей Витальевич Осадчук

Провожатый свернул налево. Гость со своей свитой последовал за ним. Галерея-рукав, застекленная дорогими стеклами, открывала вид на внутренний двор, где царила та самая суета, знакомая каждому полководцу, отдавшему приказ своей дружине готовиться к осаде.

Минуту назад, когда гость увидел сидящих за столом вассалов герцога, он подумал об их дружинах. Ответ на его вопрос был только что получен. Все их люди, либо большая их часть находились сейчас во внутреннем дворе дворца.

Галерея вывела к массивной дубовой двери, за которой эхом раздался собачий лай и глухой рык. Вольер занимал половину зимнего сада: толстые железные решетки были отполированы до блеска, внутри — грязно-серый лед с характерными бурыми пятнами.

Посреди круга стоял молодой бурый медведь. Шерсть вздыблена, лапа в крови, глаза полны хищной ярости. Вокруг зверя металось несколько матерых молоссов. Тяжелые грудные клетки псов резко вздымались, из оскаленных пастей клубился пар.

Псы, заливаясь лаем, атаковали медведя по часовой стрелке. Всякий раз, когда зверь разворачивался на очередного атакующего, другой молосс бросался ему в тыл. Гость невольно замер: открывшееся его взору зрелище завораживало.

Над ареной, на помосте, укрытом красным сукном, сидел сам герцог Клод де Бофремон. В правой руке — хрустальный кубок с пурпурным вином, в левой — тонкий стилет с богато украшенной рукоятью.

Раз в пару секунд герцог лениво постукивал стилетом по серебряному блюду, будто дирижер, задающий ритм собственному кровавому концерту.

По бокам от герцога сидели самые верные его вассалы. Многие из них гостю были знакомы.

Провожатый остановился недалеко от помоста и приложил кулак к груди.

— Ваша светлость, ваш гость прибыл.

Герцог, не оборачиваясь, провел стилетом полукруг и спокойно бросил:

— Командуй «отбой». Зверя не кормить. Завтра продолжим.

Раздался резкий свист. Лай сменился глухим рычанием. Молоссы разом отскочили от своего противника, а затем дисциплинированно потрусили в приоткрывшийся проем. Медведь, тяжело дыша, опустил лапы в розоватый снег и, кажется, сам удивился внезапной паузе.

Клод де Бофремон отставил кубок, поднялся и только тогда повернулся лицом к гостю. На его физиономии расплылась хитрая улыбка.

— Прошу, — произнес он и приглашающим жестом указал на восточное крыло своего дворца. — Там нашему разговору никто не помешает. Охрана вам не понадобится. Даю слово, в моем доме вам ничего не угражает.

Гость коротко кивнул своим телохранителям и присоединился к герцогу.

Небольшой каминный зал встретил их двоих тишиной и теплом. В нескольких шагах от огня находился небольшой столик из красного дерева, а также два мягких кресла.

— Бренди?

— Не откажусь, — глухо ответил гость.

Пройдя легкой пружинистой походкой мимо столика, герцог небрежно подцепил стоявший на нем кувшин и разлил по небольшим бокалам его содержимое.

— Прошу, — улыбаясь, произнес он, протягивая хрустальный бокал с темно-янтарной жидкотью. — Аталийское. Прикупил по случаю.

Несмотря на улыбку, глаза Бофремона слегка потемнели. Хорошо знавшие его люди, завидев этот взгляд, в такие минуты обычно старались держаться от герцога подальше.

Но его гостю было, похоже, плевать на настроение хозяина дома. Он спокойно приблизился и принял из его рук бокал.

— Должен признаться, — хмыкнул герцог. — Когда получил ваше послание, то сперва подумал, что кто-то пытается меня разыграть. Но вот вы здесь, а я сгораю от любопытства.

Под капюшоном гостя вспыхнули разноцветные камни перстней, короткое движение, и ткань скользнула назад, открывая черты герцога Роберта де Гонди.

— Благодарю за оказанное гостеприимство, — произнес он. — Только вот, насколько я помню, в восточное крыло, где мы с вами сейчас находимся, есть путь покороче. Полагаю, вы специально дали команду своему человеку провести меня в обход.

— Вы правы, — улыбаясь, произнес Бофремон. — Я планировал потом у вас спросить, что вы увидели.

Покачав в руке бокал с бренди и понаблюдав за тем, как жидкость с ярковыраженным древесным ароматом растекается по стенкам, герцог де Гонди, наконец, ответил:

— Что ж, мне будет легко удовлетворить ваше любопытство. Вы не намерены покидать столицу ни под каким предлогом. Потому что как только вы уедете, Карл даст команду своему горбуну раструбить весть о вашей виновности.

— Все верно, — кивнул герцог. — Я никуда не собираюсь бежать. И готов сражаться. Потому что я не виновен в смерти моего племянника. Я любил его. Я относился к Филиппу, как к собственному сыну и был для него тем, кем Карл никогда не был. Я был для него отцом. И бедный мальчик отвечал мне взаимностью. Даже вы, мой давний противник, не можете этого отрицать. Теперь ответьте на простой вопрос: зачем мне понадобилось убивать Филиппа? Да еще и при таком скоплении представителей высшего дворянства?

— Совершенно незачем, — неожиданно для Клода ответил Роберт. — Я никогда не верил в вашу виновность. Как не верят и многие другие уважаемые вельможи. Слишком долго копаются королевские дознаватели. Очень скоро все обвинения против вас рассыплются. И вы правы, мы всегда были противниками, но мне прекрасно известно, что вы потеряли не только любимого племянника, но и намного больше. Вы потеряли власть и влияние.

Герцог де Бофремон прищурился и произнес:

— Дом Гонди, полагаю, тоже остался ни с чем? Мне прекрасно известно, что даже такому влиятельному человеку, как вы, не нашлось места рядом с принцем Генрихом. Хех… Не помогла даже быстрая смена «цветов». И это при том, что тело моего племянника не успело еще остыть. Похоже, Генриха больше не интересует ваша дочь? Ее затмила маленькая тень этой самозванки. Говорят, мой племянник без ума от этой подстилки бастарда Ренара.

— Вы правы, — не стал возражать герцог де Гонди. — Я должен был так поступить. Кому, как не вам, должно быть известно, что есть долг перед собственным родом. И вы правы, этот простолюдин — Дэмиен Краон — словно паук оградил принца своей паутиной от всех нежелательных для него контактов. А вот насчет девчонки вы ошибаетесь, она — настоящая дочь Конрада Пятого. Это подтвердили многие уважаемые люди.

— Наверняка все эти уважаемые люди — недобитки из окружения мертвого короля, — съязвил Клод. — Они сейчас готовы признать принцессой даже последнюю потаскуху из рыбного квартала. Лишь бы иметь законный повод сбросить с престола Оттона. Но они зря надеются на положительный исход этой войны. Карл слаб. Маршал фон Мансфельд, этот неудачник, который и раньше не блистал умом и отвагой, как только запахнет жареным, снова сбежит с поля боя, как это случилось уже один раз.