Двойник - Константин Геннадьевич Борисов-Назимов

— Подстелите на ковер какую-нибудь тряпку, — сказал молодой женщине, — а то испачкаю такую красоту и ее выкидывать придется.

Ворс у ковра высокий, сам он ручной работы и наверняка стоит дорого.

— Нашли о чем беспокоиться, — буркнула графиня и дернула сапог, но тот опять не поддался.

С третьего раза все получилось, Азалия вместе с моей обувкой опрокинулась на спину, а из голенища, прямо на ее платье пролилось немного крови. На ковер брызги тоже попали, да и из раны продолжила кровь сочиться.

— Говорил же вам, позаботиться об имуществе, — проворчал я, рассматривая опухшую конечность.

— Где таз с водой и полотенца⁈ — прокричала Азалия.

В комнату мгновенно вошли три служанки. У одной в руках таз с водой, вторая держит кувшин, а у третьей не только несколько полотенец, но и какие-то склянки с мазью.

— Осторожно омойте графу ногу, — приказала Азалия, но потом передумала. — Нет, идите все отсюда! Сама справлюсь!

Девушки ни слова не сказали, мгновенно удалились, с недоумением посмотрев на хозяйку. Похоже, поведение Азалии для окружающих несвойственно.

— Чем вы так ступню рассадили? — задала вопрос графиня, разматывая пропитанный кровью носовой платок с моей конечности.

— Осколком от бутылки, — признался я, подумал и дополнил: — Его вытащил, но, похоже, он оказался не один.

— Скорее всего, — прищурилась молодая женщина и продемонстрировала мне раскрытый платок, на котором поблескивают несколько крохотных стеклышек. — Я не целитель, но, подозреваю, вы повредили одну из внутренних вен. Кровь выступает толчками, словно преодолевает защиту.

— Не продолжайте, — отмахнулся я, — все понятно.

Действительно, стоило мне посмотреть на свой источник, в котором крохи магии, то увидел приличный расход. Поток устремляется в ногу, борясь с повреждением, но, как подозреваю, регенерировать или заживить рану не может из-за постороннего объекта. Тем не менее, магия пытается меня вылечить, причем без моего на то вмешательства. Это радует, но и показывает то, что через чур полагаться на нее нельзя. Кстати, не факт, что не будь внутри ступни стекла, то ткани восстановились.

— И что же вам понятно? — встала с колен графиня. — Я-то вот знаю, что делать, но, боюсь, не справлюсь. Однако, слуг привлечь не могу, те откажутся, а целителя все нет. Да и не факт, что его отыщут, как-никак в городе гулянка продолжается.

Графиня подошла к стене и дернула за шнур, где-то в глубине особняка раздался чуть слышный трезвон. Она вызвала служанку, которая пришла через минуту. Азалия что-то той велела и спустя всего пять минут раскладывала на полотенце различные инструменты. При этом на ее лице сменялись различные эмоции, от предвкушения, до страха.

— Боюсь спросить, а что вы задумали? — подозрительно уточнил я, все это время исследуя свои повреждения и пытаясь определить, сколько еще умудрился загнать себе под кожу осколков.

— Рану необходимо почистить, — ответила Азалия. — Для этого мне придется вытащить осколки, наложить мазь и перебинтовать ногу, — задумчиво произнесла, держа в одной руке нож, а во второй миниатюрные щипчики.

— А не лучше ли дождаться целителя? — осторожно спросил ее.

— Не доверяете? — чуть обиженно уточнила та и поджала губы.

— Боюсь вы испачкаетесь, — буркнул я и поинтересовался: — Неужели в поместье никого не найдется, кто бы это вместо вас сделал? Кстати, пригласите-ка сюда моих спутников! Девушка работает белошвейкой, если что, то она сумеет рану зашить. Да и мой денщик парень не промах, достанет на раз все осколки!

— Думаете? — с сомнением в голосе спросила графиня.

Увы, мой план не сработал, от слова совсем. Вайсак наотрез отказался причинять мне боль, даже во благо. Марика же согласилась только помочь графине и, если потребуется, сделать несколько стежков, дабы рану закрыть. Мотивы у каждого оказались свои, если ставшего моим денщиком еще мог понять, тот прилично вина выпил на радостях, то белошвейка боится крови. Не совсем понял, как она тогда рану собралась зашивать, если потребуется. Мне же самому осколки не достать, нога в колене плохо сгибается и придется извернуться буквой зю, чтобы до ступни дотянуться.

— Ладно, ваша взяла, — сказал я, посмотрев на хозяйку дома.

— Айлексис, не переживайте, всё будет хорошо, — улыбнулась мне Азалия.

— Господин, а как насчет вина? Вы недавно говорили, что оно обезболивает и обеззараживает, — вспомнил Вайсак и добавил: — Только крепленое надо.

— Нет, обойдусь без него, если только на рану полить, — ответил я, не зная, как отреагирует на опьянение источник.

Если он посчитает, что в организм попал яд, то будет пытаться его нейтрализовать и потратит и так крохотный запас энергии. Рисковать нельзя. Ну, свое мнение поменял через пять минут, когда Азалия стала ковыряться в ране. Боль, честно говоря, нестерпимая, но приходится не стонать и держать себя в сознании, хотя и соблазнительно оказаться в беспамятстве.

— И еще один осколочек, — пробормотала хозяйка дома, вытаскивая щипчики с зажатым в них стеклом.

Откуда их столько? И почему процесс так стремительно развивался? Ногу плохо чувствую и это беспокоит. Если потеряю конечность, о чем думать даже нельзя, то мне придется в этом мире очень тяжко.

— Госпожа, господин целитель прибыл! — доложил дворецкий, когда Азалия, перемазанная в моей крови, вновь начала искать остатки осколков в моей ране.

К этому моменту я уже привык к острой боли, но приятного в этом ничего нет.

— Пусть подходит и закончит, — велела графиня слуге.

Не знаю, кто приходу доктора больше обрадовался, Марика и Вайсак так точно засветились радостью. Хозяйка дома эмоции сдержала, а мне так и вовсе не до чего. Однако, целитель, оказавшийся пожилым дедом, графиню похвалил:

— Не ожидал такой идеальной работы, — осматривая мою ногу, сказал он. — Ни единого стекла не осталась, а вот плохой крови много, ее следовало выпустить. Нуда ничего, это поправимо, — он вытащил скальпель и без предупреждения сделал несколько глубоких надрезов не только на ступне, но еще под коленом и икре. — А вот и то, о чем говорил, — он указал на стекающую слишком темную кровь в таз. — Сейчас выйдет, мазь нанесу и через пару дней вы, граф, сможете бегать.

— А раньше нельзя? — хрипло спросил я.

— Можно, но тогда