Хроники Дерини. Компиляция. Книги 1-15 - Кэтрин Куртц

— Принц Джаван Халдейн, — приветствовал его Реван с легким поклоном, приложив к груди правую руку. — Да, сударь, моя благая весть предназначена для всех, кто полон искреннего раскаяния в былых грехах и готов принять от Господа очищение.

Джаван заставил жеребца попятиться, так что тот наконец вышел из воды; краем глаза он отметил, что архиепископ со свитой застыл на месте и, похоже, больше не намерен помешать ему.

— Боюсь, здесь понадобится весьма основательное очищение. — Он вновь обернулся к Ревану. — Дерини жили бок о бок с нашей семьей долгие, долгие годы. Может ли Господь смыть эту грязь?

— Да разве есть что-то такое, чего Господь не может, ваше высочество? В Писании сказано, что все на свете в Его власти. И Он принимает с радостью всех Своих овец.

Джаван изобразил горестную усмешку.

— Боюсь, я очень черная овца, брат Реван. И заводь эта не настолько глубока, чтобы очистить меня от скверны.

— Не совсем так, ваше высочество, — возразил Реван, — ибо действенность очищения зависит не от глубины воды, а от того, кто совершает сие таинство.

— То есть от вас, брат Реван?

Тот с улыбкой опустился на колени и покачал головой.

— Не от меня, мой принц, но от Господа Сил, да будет Он славен во веки веков. — И он возвел очи горе и молитвенно вскинул руки к небесам.

— Господи, внемли слуге Твоему и помоги привести этого принца к обещанному Тобою очищению. Даруй его сердцу раскаяние, а душе — принятие Твоего чудесного дара. Даруй ему отвагу избавиться от зла, его одолевающего…

Реван продолжал молиться, и принц поддался магии его слов, невольно стыдясь собственного лицемерия, но одновременно сознавая, насколько это необходимо. Через несколько мгновений он опустил голову и обреченно поник плечами. И хотя чтобы вызвать на глазах слезы, ему пришлось вспомнить обо всех друзьях, которых он потерял за последние месяцы, собравшимся это показалось лишним свидетельством его искренности и раскаяния.

— …и нет во мне принуждения, но Господь сделает это за меня…

Через какое-то время, убаюканный молитвами Ревана, принц позволил себе издать сдавленный стон, а затем медленно перекинул ногу через седло и спешился. Неуверенными пальцами он принялся расшнуровывать сапоги, и множество рук тут же бросились ему на помощь; кто-то также заботливо избавил его от плаща и пояса. Джаван, прихрамывая, двинулся в воду.

— Да восславлено будь имя Господне, ибо Он ведет слугу Своего к благословению, — промолвил Реван, вновь переходя от молитв к проповеди и поднимаясь навстречу Джавану. — Да хранит вас Господь в этот час покаяния. Пусть протянет Он вам Свою руку и приведет к очищению.

Он подал руку Джавану, когда тот приблизился, и принц поразился силе, лучившейся в бесхитростных глазах пророка. Реван повлек его за собой, словно мотылька на огонь, и принц мог лишь поразиться, как удалось Тавису и остальным добиться такого воздействия.

— Благословенны будь ноги, что привели вас сюда, — произнес Реван и остановился подождать принца там, где вода доходила ему до пояса. Когда тот приблизился, Реван обнял его за плечи. Слезы струились по щекам у обоих. Правую руку он поднял в жесте благословения над головой Джавана.

— О, Дух Святой, снизойди на слугу Твоего, Джавана Халдейна, и очисти его от скверны. — С этими словами он положил ладонь ему на лоб и заставил погрузиться под воду. Головокружение охватило принца, а магическими чувствами он мог ощутить лишь некий дрожащий прохладный барьер… у Дерини это была бы обычная защита, но что это может быть у Ревана, он не знал.

Тут же он ощутил мысленную поддержку со стороны и уверения, что все идет хорошо. Ему также показалось, он уловил и то, о чем говорил Рэмси полное умиротворение, желание отдаться на волю сверкающих радуг, мелькавших под сомкнутыми веками… и даже сознание того, что все это нарочно устроено так Тависом и Сильвеном, не делало это состояние менее чудесным. Кажется, Реван еще продолжал вещать, но он не слышал больше слов, и ему не было до них никакого дела.

Но вот наконец его подняли на ноги, мокрого с головы до ног, и кто-то помог ему убрать с лица прилипшие пряди. Сильвен с поклоном подал ему полотенце, а другой виллимит медленно повел к берегу.

— Благословен будь Господь, и Его святое Имя, — провозгласил тем временем Реван.

Принц наконец ступил на траву, ему накинули на плечи плащ, и, поплотнее закутавшись в него, он вновь обернулся к воде. Реван, вновь вышедший на мелководье, слегка поклонился ему, встретившись с принцем глазами.

— Ступайте с Богом, ваше высочество, и да пребудет мир в вашей душе.

Джаван кивнул и двинулся было прочь, но вдруг развернулся и упал на колени, склоняя голову.

— Благословите меня, брат, перед дорогой.

— Не я благословляю, но Господь Сил. — Реван поднял руки. — Да хранит вас Господь. Да дарует он вам мир и покой, и уверенность, что вы будете рядом с ним в день последний. Да простит он вам ваши грехи, и благословит вас, и будет милостив к вам, и очистит от всех тревог. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

К изумлению Джавана, люди потянулись к нему, пытаясь поцеловать ею руки — прежде чем вновь выстроиться в очередь за очищением. А с другого холма, напротив того, где остался Хьюберт со своими людьми, вдруг показался лорд Торквилл де ла Марч — тот самый Дерини, что так долго служил отцу Джавана. Некогда видный, полный достоинства мужчина, сейчас он выглядел ужасно, и едва не упал с седла, когда остановил лошадь у подножия холма, чтобы спешиться.

Толпа встревожено заворчала, ибо то был первый Дерини не из числа виллимитов, явившийся сюда.

Кто такой Урсин, они не подозревали, а Дерини-виллимиты давно уже добровольно отказались от своего дара.

— Ваше высочество, правда ли это? — задыхаясь, выдавил Торквилл, остановившись в нескольких шагах от принца. Отчаяние и надежда исказили его лицо. — Я скакал несколько дней кряду…

Продолжая играть свою роль, Джаван поплотнее запахнулся в плащ и выпрямился.

— Я знаю тебя, — объявил он ледяным тоном. — Ты — Дерини. Я видел тебя при дворе, до смерти отца. Какая правда тебе нужна?

— Что мастер Реван способен спасти меня! — Голос Торквилла срывался, и он рухнул к ногам Джавана, цепляясь за край его плаща. — О, Господи, я ненавижу сам себя! — Он разразился рыданиями. — У меня отняли все… мою жену, детей, земли… все, ради чего я жил. Я пытался их спасти, но… толпа настигла нас. Они убили и-и-их! — Он