Большие Песцовые радости - Инди Видум

стал, отправил в пространственный карман, благо нашлись не ценности, а бумаги в пронумерованных папках, которые Федорова наверняка собиралась обратить в эти самые ценности порицаемым законом способом.

Прошелся я и по остальным помещениям. Нашел еще три ячейки со следами нужной мне ауры. Содержимое одной оставил на месте, поскольку там бумаг не оказалось, зато были разнообразные артефакты довольно высокой общей стоимости. Возможно, они даже имели ценность как улики, но уверенности у меня в этом не было, а откровенным грабежом заниматься я не хотел. Нужно же что-то старушке и на жизнь оставить, я ведь не зверь какой.

Я еще раз проверил, что все закрыл и нигде не наследил, а где наследил — все затер, после чего перенесся в свою комнату в Философском Камне. Спустился за Глюком, с которым сидел Олег в гостиной. С недовольным видом сидел, поскольку Ольга как уехала по вопросам своего платья, так и не вернулась и даже телефон отключила.

— Вдруг она передумала? — похоронным тоном сказал он.

— Точно не передумала, — попытался я его успокоить, — потому что тогда ей придется возвращать подарок к вашей свадьбе, на что она точно не пойдет.

— Какой еще подарок? — подозрительно спросил Олег.

— Мне с моей фабрики привезли рулон шелка, — пояснил я. — И Ольга из него собралась делать свадебное платье.

— Шелк? Из-за какого-то шелка она меня игнорит? — возмутился Олег. — У меня даже вдохновение пропало…

— Когда ты ее увидишь в платье из этого шелка, оно у тебя опять появится, — пообещал я. — Потому что там шелк не простой, снаружи аналогов нет, только на Изнанке. Короче говоря, увидишь — поймешь.

Олег недоверчиво скривился, и я решил, что Ольга его убедит куда лучше меня. А еще, что его нужно отвлечь, а то он себя сейчас накрутит и выскажет потом невесте, что если между ним и шелком она выбирает шелк, то пусть за шелк и выходит замуж.

— Поможешь разобрать документы? — спросил я.

— Какие еще документы?

— Понятия не имею, но подозреваю, что среди них есть что-то очерняющее светлый облик Вьюгиных.

— Нам-то что до Вьюгиных? — проворчал Олег. — Мы теперь Песцовы, а ты вообще Песцов-Шелагин.

— А дядя Володя?

— Разве что Вовке помочь? — через силу выдавил из себя Олег. — Ладно, давай глянем, что за документы.

Свалены папки были безо всякого порядка. Для начала я вытащил верхние, две самые тонкие. Как оказалось, там были в основном заметки, сделанные Федоровым-младшим на основании того, что говорили курсанты. К заметкам были приложены отдельные документы и флешка с фотографиями и аудиофайлами.

— Это что? — удивленно спросил Олег.

— Архив Федоровой, матери Евгения, — пояснил я. — Конкретно это уже задел для архива ее внука. Вряд ли он что-то пустил бы в дело прямо сейчас, но основа для шантажа уже есть. Мелкого, конечно, но все же.

— То есть ты хочешь сказать, что Женька занимался шантажом? — изумленно посмотрел на меня Олег. — Мне всегда казалось, что он в нашей семейке один из самых нормальных.

Мне тоже вспоминался молодой мужчина, симпатичный, постоянно улыбающийся и находивший подход ко всем членам семьи. Даже тетя Алла, кажется, относилась к нему с некоей симпатией. Что не помешало ей недрогнувшей рукой отправить зятя на смерть. Да еще и повесить на него вину в аварии. Или повесила вину покойная княгиня?

— Откуда мне знать? Греков сказал, что Федорову судили за мошенничество, не за шантаж. Про самого Евгения он ничего не говорил. Может, из них никто шантажом и не занимался, а использовал информацию для других целей.

Олег вздохнул, пробежался глазами по записям и перелистнул пару документов.

— Похоже на обычный сбор информации по семье. Нас это не касается. Сожжем? — предложил он, брезгливо взвешивая на руках тощую папку.

— Зачем? — удивился я. — Грекову отдадим. Ему архив нужен. И папок у меня еще много…

— Тогда смотрим поверхностно, если нас не касается. — Олег поморщился. — Не особо хочется в этой грязи ковыряться.

— Не археологическая? — рассмеялся я. — Но подозреваю, чем дальше, тем древнее будут папки.

— Это не те изыскания, которыми я привык заниматься, — пренебрежительно бросил Олег. — Кстати, я с тем пищевым артефактом заявился на ближайшую конференцию.

— Фурор произведешь, — согласился я и выложил на диван сразу все папки. Чтобы было видно, сколько работы проделано, а сколько еще осталось.

— Твою ж мать… — Олег обреченно уставился на внезапно выросшую кучу работы. — А может, ну его? Пусть грековская служба сама просматривает.

— А если там что про Вьюгиных такого, что придется дать делу ход? Просматриваем поверхностно, — предложил я. — Если фамилии незнакомы ни тебе, ни мне, то к нам они отношение не имеют.

Надо признать, что хоть в одном нам повезло: младший Федоров оказался весьма ответственным товарищем и часть папок занимали исключительно собранные им материалы. Их мы после быстрого просмотра откладывали в сторону. Папки с Владиком там не оказалось, а ведь шантажировать его точно было чем, поэтому я заподозрил, что материалы по нему находятся в папке с Вьюгиными. Не мог же младший Федоров отказаться от столь перспективной жертвы. Личностные характеристики он составлял довольно точные — в этом я убедился, когда мне попалось досье на одноклассника. Точнее, даже на его семью. Потому что Горшков рассказывал очень много чего такого, чего посторонним говорить не следует. А Федоров все это аккуратно записывал. Так, выяснилось, что Горшковы не только знали о нелегальном Проколе, но и активно его использовали, за что платили отчисления отнюдь не в императорскую казну.

Эти папки можно было назвать тренировочными по сравнению с теми, что собирались старшей Федоровой. Возможности у нее были ограничены, и тем не менее по верейским родам информации хватало. В основном за счет того, что Федорова легко втиралась в доверие к прислуге, в том числе княжеской. А ведь клятва — не гарантия, что из твоих слов не сделают определенных выводов. И Федорова делала. И не только она, но и Евгений. Из записей следовало, что он дважды получал деньги с Маргариты Шелагиной — значит, ей было за что платить, и она наверняка с облегчением восприняла известие о его гибели. Но того, за что она могла бы платить, в папке не оказалось —