Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

Слово было сказано – слово было услышано, а что смысл в этих словах был совершенно разным – так что же? На то человеку и дан язык, чтобы скрывать свои мысли.

* * *

Мужчина сидел на башне и задумчиво смотрел вниз. На город, который лежал у него под ногами.

Да, под ногами…

Подвластный ему? О, нет. Власть принадлежит королю. Но мужчина может кое-что изменить. Сейчас у него на руках два козыря.

Король утратил благословение богов.

Королева беременна!

И если правильно обыграть две этих карты, можно получить многое, очень многое. Если Иоанн погибнет, беспорядков не будет.

Если сразу же найдутся регалии, тем более. Можно будет объявить, что это боги благословили королеву и ее сына… да-да, сына. Но действовать надо как можно быстрее, пока в раскладе ничего не поменялось.

Итак, скорее к ювелиру, да не какому-нибудь, а к тому, кто балуется скупкой краденого, его подделкой, переделкой, а то и «медным золотом» не брезгует. Это вам не придворный остолоп, который все по шаблону делает, без выдумки, такие смогут и сделать по рисунку, благо изобразить мужчина мог, что требуется, и все клейма нанесут, и состарят, еще и лучше настоящих будет!

А вот как будут готовы регалии, ну хоть печать и корона, так можно и начинать.

Или даже не ждать корону? К чему? Корона королевы на месте, в сокровищнице, её боги своего благословения не лишали! Так что печать и скипетр! И начинаем!

Мужчина сплюнул вниз, посмотрел, как плевок подхватил ветер, и негромко, неприятно рассмеялся.

Вы не принимаете меня во внимание, дамы и господа?

Посмотрим, как исказятся ваши лица, когда я стану вашим… нет, не королем. Но регентом, а может, и мужем королевы – запросто!

Итак – ювелир!

* * *

– Пей, вот так…

Чтобы Бертран упустил возможность пообщаться с настоящими шагренцами?

Да никогда!

Интересно же! Вот он и приглядывал, и помогал по мере сил, и Рэн был ему благодарен. Конечно, круглоглазый, и чужак, и вообще… но ведь мальчишка и правда хочет помочь! Старается!

А вот с Джиро совсем худо…

Лекарь спускался к ним, осмотрел друга и покачал головой.

– Не спасем.

Рэн так и дернулся от этих слов.

– Но может…

– Я могу ампутировать ногу, но ваш друг этого не выдержит.

Рэн замотал головой.

– Нет! Нельзя ампутировать!

Калека… он не сможет жить!

– Тогда могу дать опиум. Он уйдет во сне.

Рэн посмотрел на пакетик, как на врага.

– Нет.

Лекарь пожал плечами.

Шагренцы. Дикари, что тут скажешь? Но не навязываться же им? Не насильно же человеку ногу пилить?

Махнул рукой, да и вышел. А Бертран остался. И – не выдержал. Спросил по-шагренски, коверкая слова и нещадно перевирая ударения:

– Почему нельзя ампутацию? Он умереть!

Рэн качнул головой.

К чему беседовать с этим мальчишкой? Но Рэн уже понимал, если он будет смотреть на всех сверху вниз, он не сможет выполнить приказ императора! Не сможет!

Мир огромен, а Шагрен, оказывается, так мал… и в мире столько всего, что ему неведомо!

Почему бы и не начать его узнавать? Хотя бы с этого мальчишки?

– Мы верим, – Рэн тоже плохо говорил на другом языке, но кое-как они понимали друг друга. – Калека не найдет путь к Многоликому богу.

– Бог милостив, он принимает всех.

– Калека не сможет служить ему, как надо. Умереть калекой – плохо.

Бертран задумчиво кивнул. Ладно, это можно понять, в какие только глупости люди не верят?

– А опиум? Он уйдет во сне…

– Боль надо принимать и бороться с ней. Старики и женщины могут сдаваться, дети могут. Мужчина должен сражаться с врагом. Тогда Многоликий примет его с почестями.

– Он все равно ничего не понимает, он без сознания. Почему нельзя помочь ему?

– Потому что он не принял бы этой помощи.

– Так не говорите ему об этом.

– Многоликий все равно узнает.

Бертран покачал головой.

– Он мог бы уйти тихо или вообще остаться жив. В монастыре есть монахи, есть безногие и есть безрукие, и они приносят пользу. Они не обуза. Они служат Многоликому.

– Это не жизнь.

– Жизнь та, в которой ты служишь Многоликому.

– Ты не понимаешь.

Бертран пожал плечами.

– А ты объясни, чтобы я понял? Если ты умный? И на вот, воды выпей, я в нее лимон выжал, на кухне разрешили. Вам восстанавливаться надо.

Рэн послушно глотнул кисловатую жидкость и с благодарностью поглядел на Бертрана.

На Шагрене никто не стал бы выхаживать чужаков. Просто убили бы, чтобы не возиться. Чтобы не тратить и без того скудные хлеб и воду на посторонних. А тут…

Мальчишка с ними сидит, поит, и лекарь был, и помочь они хотят.

Может, и не такие уж плохие эти круглоглазые? Кто их знает? Учитель говорил смотреть по сторонам, вот Рэн и будет приглядываться.

– Я попробую. Многоликий создал Шагрен для служения ему и дал нам своего сына. Императора-дракона…

А еще – лучше рассказывать, чем думать. Думать о том, как выполнить поручение императора. О том, что будет с его другом. О том, как вернуться на Шагрен… и сознаться в своем бессилии. Самый жуткий страх шагренца – не выполнить свой долг.

Сейчас лучше говорить. Говорить о Шагрене и не думать о своем грядущем поражении.

* * *

– Анечка, я должна тебе еще кое-что рассказать… – Мария потерла лоб. Мысли роились, путались. Вот как такое сказать ребенку?

Только словами через рот. Дети вообще умнее, чем о них принято думать.

– Ты передумала? Или не возьмешь меня?

Мария сгребла дочь в охапку.

– Не говори ерунды! Я не передумала, я тебя люблю, ты мне нужна! Анечка, милая, это немного другое. Это недавно случилось… пообещай мне, что не будешь кричать?

– Я… я постараюсь.

Мария протянула дочери подушку.

– Прикуси. Можешь заорать от удивления, а нам нельзя, фрейлины не так далеко.

– Да, мама.

С легкой руки Иоанна, обязательно или слуги рядом оказывались, или кто-то из эрр… Мария никого не выделяла, но ведь и не прогонишь просто так? Приходилось терпеть.

Анна прижала подушку к лицу.

Мария отошла на середину комнаты, приложила руку к груди.

– Да свершится воля Многоликого!

И впервые пожалела о своей второй ипостаси. Вот будь она кошкой, как Тина, или фенеком каким, кавайным, дочка бы точно не испугалась. А змея… своеобразное такое животное. Многим ли захочется ласково погладить по чешуйчатой головке двухметровую гюрзу?

То-то и оно!

Мария боялась крика, визга, обморока, боялась, что дочь потом к ней не подойдет, но она недооценила Анну.

– Тьфу! Б… ТЬФУ!!!

Дочка