Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

шагнул к старому зеркалу в резной раме, что стояло у стены, и на миг будто время отмоталось назад. В отражении был уже не пухлый мужик в халате, а крепкий здоровяк в коже, в джинсах, в футболке с дерзким принтом.

— Твою ж мать… — у меня даже под ложечкой засосало. Сердце дрогнуло.

— Нравится? — тихо спросила бабуля, вновь появившаяся в дверях.

— Высший пилотаж, — довольно сказал я.

Да, сидело идеально, и в этих шмотках я будто снова становился самим собой.

— Вот и бери, носи, — вздохнула соседка. — Кирюша их любил… правда, так и не одел ни разу. Всё ждал случая.

Я помолчал, проводя ладонью по плотной коже куртки, а потом посмотрел на бабку.

— Возьму, но при первой же возможности верну деньги. Такие вещи просто так брать… не по совести.

Она отмахнулась, улыбнувшись как-то устало. Было видно, буквально по всему, что происходящее сейчас для этой старухи чрезвычайно важно.

— Да не нужны мне деньги, — прошептала она. — А если уж где помочь — так ты и без того всегда помогаешь.

Я кивнул, спорить не стал. Но внутри стало немного тяжело, пусть и небольшой, но на душе появился груз, давишь, выкручивающий все.

Одевшись в эти шмотки, я словно накинул на себя не только кожу и джинсу, но и память о пацане, которого давно нет.

Глава 17

Я вернулся к себе, держа пакет с новыми-старыми вещами под мышкой. Открыл дверь и услышал, как Аня возится на кухне. Она сидела за столом, наваливая себе хлопья в миску. Но, завидев меня, она прервалась, и взгляд девчонки буквально прожёг меня насквозь.

— Вова, — протянула она подозрительно. — Что это всё было? Ты думал, я не догадаюсь?

Я остановился, пожимая плечами и делая вид, будто не понимаю, о чём она.

— Ты о чём вообще, прелестная?

— Как о чём? — Аня положила ложку в миску и упёрла руки в бока. — Ты у курьера хлопья отнял и ещё его избил. Это правда?

Я сделал круглые глаза, искренне удивляясь.

— Да ну, брось. Кто тебе вообще такое сказал? Я никого пальцем не трогал.

Я сделал вид, что не придаю её словам большого значения и вообще не понимаю о чем Аня говорит. Кто кого избил, зачем избил? Мол, меня это точно никак не касается.

Вот только некоторые детки, они как ведьмы, ложь на уровне интуиции чувствуют. И таким можно сколько угодно пытаться врать, вот только ничего хорошего из этого не выйдет по определению. Ты только рот успеешь раскрыть, а собеседница уже поймёт, что ты ей лапшу на уши собрался вешать.

Аня, как я сразу понял, оказалось из числа вот таких вот «ведьм».

— Ах так? — она прищурилась и вытянула в мою сторону телефон, экраном вперед. — А это как объяснишь?

На экране горело сообщение от курьера: «Горите в аду, я больше никогда на этот адрес не приеду. И заявление в полицию напишу».

Вот так поворот.

Мы же с ним вроде нормально разошлись, взаимные претензии урегулировали… но сообщение пришло всего пару минут назад. Значит, написал курьер уже после нашей беседы. Что, решил для подстраховки настучать, пока адреналин по венам бегает? Надеюсь, что нет.

— Вот и скажи теперь, — повторила Аня; в её голосе прозвучал вызов. — Что на это ответишь, Вова?

Я задумался на секунду: играть в отказ дальше или уже выкручиваться по-другому?

— Да ладно, — махнул я рукой. — Мы просто друг друга не так поняли, галимая суета.

Аня отставила миску и уставилась на меня.

— Вова, мне страшно за тебя.

— Да не, колоти… ну дал по роже разок, мы мужики — сами разберёмся.

Аня медленно покачала головой.

— Ты прямо себя как мой отец ведёшь. Я видела на семейных видео — он точно так же разговаривал, когда мама его ругала.

— Ну, значит, твой батя пацан чёткий, — хмыкнул я, стараясь перевести всё в шутку.

— Чёткий-то он может и был… только мне нужен был папа, а не пацан. Из-за этой «чёткости» он и умер в начале двухтысячных, когда я только родилась.

Я промолчал. Ясно… карусель из девяностых в семье Ани остановилась только в двухтысячных. То есть весь этот криминал, «пацанская чёткость» и прочие атрибуты прошлого — для неё душевная рана, а не романтика.

Она посмотрела на меня снова, но уже другим взглядом, будто решив, что толку вытягивать из меня что-то не будет.

— Блин, Вова… Ты выглядишь так, будто прямо из лихих свалился, — она вдруг сменила тему. — У моего папы была точно такая же куртка.

— Ну я же говорил, нормальная пацанская тема, — хмыкнул я.

— А где ты это взял?

— Бабка соседка подогнала. Ништяк, да?

Аня провела пальцами по рукаву кожанки.

— Вещь старая, но я тебе так скажу: мода циклична. Сейчас вот это всё снова модно. Куртки, кроссы… не все правда понимают…

Я улыбнулся. Прикольно, блин получается — значит, не только я из прошлого пришёл, а сама жизнь кругами ходит.

Аня подвинула к себе миску с хлопьями и начала есть, косясь на меня.

— Ну а какие у тебя планы на сегодня, Вов? — спросила она.

— А ты к чему интересуешься?

Я подошёл, взял стакан, налил себе воды прямо из-под крана и выпил.

— К тому, чтобы поехать в торговый центр. Мы тебе там ещё вещей нормальных купим. Не будешь же ты в одном и том же ходить.

— В торговый центр? — переспросил я. — На барахолку, что ли?

Аня заморгала, потом не удержалась и захихикала.

— Ты когда последний раз вещи покупал? Барахолки уже лет десять как закрыты. Все теперь только в торговых центрах.

Во как… вслух я ничего не ответил, выпил воды и сполоснул стакан. В девяностых казалось, что эти «чёркизоны» и прочие рынки вечны. Полстраны за счёт них выживало: кто челноком мотался, кто реализатором на рынке стоял. А выходит, всё кануло.

Впрочем съездить я был не против — заодно хотелось глянуть, что там сейчас вместо барахолок.

— Ну давай смотаемся, — согласился я. — Шмотки глянем, чего как.

Аня оживилась.

— Отлично! Ты ж зарплату получил недавно, у тебя как раз денежка должна быть. Только карточку не забудь.