Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

Он до сих пор не вполне понимал, почему тогда так вышло. Уже был готов приказ о присвоении ему очередного звания, но его неожиданно вызвал к себе сам генерал Ледовской. Это старик, прямой как палка, с застывшими мёрзлыми льдинками в голубых глазах, который идеально вписывался в жизненную концепцию Тимура и был хищником, сильным и матёрым, потому что никем кроме хищника быть просто не мог, задал ему один единственный вопрос:

— Вы когда-нибудь к кому-нибудь испытывали жалость, майор?

— Никак нет, товарищ генерал! — Караев щёлкнул каблуками.

Чёрные глаза на миг встретились с холодными голубыми, но только на миг: Ледовской повернулся к нему спиной и сухо сказал:

— Можете идти, майор. Не задерживаю.

Позже, на приказе появилась размашистая резолюция генерала: отклонить.

Сейчас это уже не имело никакого значения. Ледовской умер, вступивший на его место Рябинин, неумело скрывающий под личиной хищника дряблое рыхлое тело жертвы, долго не продержится, а нынешний Верховный, Ставицкий-Андреев, с которым Караева свёл счастливый случай (хотя в случаи Тимур не верил, скорее уж в справедливую предопределённость), присвоил Караеву звание полковника и, это было только начало.

Тимур нехотя вспомнил, как при первой встрече со Ставицким чутьё подвело его, подвело, наверно, первый раз в жизни. От этого невысокого, щуплого человечка, с чуть заискивающим взглядом карих глаз, спрятавшихся за толстыми стёклами очков, исходил запах страха, и тонкий нос Тимура, годами натренированный на выслеживание добычи, отчётливо ощущал его — этот запах щекотал ноздри, проникал внутрь, слегка тревожил его спокойное сытое нутро. Но всё переменилось ровно тогда, когда негромкий тихий голос произнёс: «мальчишку тоже, в расход», и за этой короткой фразой, сухой, лишённой эмоций, на миг проступил хищник, блеснул оскалом белых острых зубов и снова спрятался в плюшевой тени сладко-приторно пахнущей добычи.

Караев привык к тому, что жертва часто рядится в шкуру хищника, но, чтобы хищник не просто умело, а с видимой охотой изображал из себя жертву — такое он видел впервые. У Верховного словно было две личины, и он поворачивался то одной, то другой стороной, и иногда Тимуру казалось, что он так до конца и не понял, какой из этих двух Ставицких — настоящий.

Хорошо хоть с бабами полковник Караев таких проколов никогда не совершал. Эта вот, что сидела сейчас на кровати, уставившись на него благодарными глазами, точно была жертва. Он понял это сразу, как только столкнулся с ней у Верховного. Несмотря на внешнюю жёсткость, нанесённую поверх невзрачной и блёклой внешности, наружу рвался всё тот же страх и желание покориться, лечь под сильное мужское тело, с готовностью отдаться, унизительно скорчившись — так на старом уродливом горшке сквозь яркую глазурованную эмаль проступает растрескавшаяся от времени грубая рыжая глина.

— Маркова Ирина Андреевна, — представил её Ставицкий. — Наш министр административного управления. Вы, полковник, будете напрямую передавать от меня поручения госпоже Марковой.

Караев молча кивнул, поймал взгляд полупрозрачных глаз на остром треугольном лице.

Эти глаза говорили сами за себя, достаточно было даже такого секундного контакта, чтобы понять, что она хочет, и он не заставил себя ждать — пришёл к ней в тот же день, прямо в кабинет, развернул к себе спиной, резко притянув к паху её костлявые тощие бёдра. Она наклонилась сама, потому что — он знал — ждала этого, легла плоской грудью на стол, заваленный бумагами, охотно подчиняясь ему, как привыкла подчиняться кому-то, кто был до него, как будет подчиняться тому, кто придёт после.

Из приёмной доносились голоса — секретарша, красивая темноволосая женщина, о чём-то негромко разговаривала с мальчишкой-помощником, — а эта баба, изображающая перед своими подчинёнными хищника, тонко, по-собачьи скулила, и пластиковые папки на столе скрипели под её худым, высохшим телом в такт его вколачивающим движениям.

После этого он стал приходить к ней каждый день, в обед, а иногда и вечером, но уже на квартиру. Ему было наплевать, что она некрасива, худа, и её грудь болтается пустыми тряпичными мешками — всё остальное было на месте, как у любой живой бабы. Его здоровое мужское тело требовало физиологической разрядки, и он её получал. И его это устраивало.

— Тимур, — снова жалобно произнесла она. — Ты придёшь вечером? Я…

Он не ответил. Развернулся и, ещё раз одёрнув китель, направился к двери.

Да, возможно, он придёт к ней сегодня, но отвечать на её вопрос, в котором слышалась мольба и отчаянье, было необязательно. Она всё равно будет его ждать. Как собака. Под дверью.

* * *

От Марковой Тимур отправился на квартиру Верховного. Он наведывался туда каждый день, верный своей привычке всё контролировать.

Девочка, которую Ставицкий держал под охраной, была важна, Караев хорошо понимал это, и, хотя внешне всё было на уровне, расслабляться не стоило. Три дня назад, когда он заглянул в квартиру без предупреждения, бесшумно вошёл, открыв дверь своим пропуском (Верховный доверял Тимуру безоговорочно), все охранники сидели в гостиной. Перекидывались в картишки — при виде полковника один из них постарался незаметно спрятать в карман наспех собранную со стола колоду, но Тимур это заметил. Такого разгильдяйства Караев не прощал, и напрасно они пытались оправдаться, бубня, что входная дверь хорошо просматривается и из гостиной, и девчонке всё равно некуда деться — все трое в равной степени заслуживали наказания, и они его понесли: трое суток ареста каждому, а майор Светлов, отвечающий за этих бездельников, был разжаловал в капитаны. Вместо Светлова Караев поставил майора Бублика. Не без колебаний, конечно — Бублик, по мнению Тимура, внешне напоминал не военного, а придурковатого рабочего откуда-нибудь из теплиц или из ферм, которому только тяпкой грядки рыхлить, да за свиньями навоз убирать. Но внешность обманчива, и Бублик, несмотря на свой несуразный вид, дело своё знал хорошо. И ребята его, которых майор именовал «соколиками», тоже знали.

Караев бесшумно открыл дверь, и тут же в грудь ему упёрся автомат — коренастый парень с курносым носом, один из «соколиков», находился на посту и бдительности не терял. Узнав полковника, «соколик» опустил автомат и вытянулся по стойке смирно.

— Как обстановка? — коротко спросил Караев, проходя внутрь и машинально отмечая, как в коридоре напрягся второй охранник. Третий, совсем молоденький, стоял дальше, у дверей спальни девчонки. Молодцы подчинённые у майора, эти не подведут.

— Без происшествий, товарищ полковник, — доложил тот, что был у двери. Этого «соколика» Караев знал (память на лица у Тимура была цепкой, профессиональной), говорил с ним