Охота на "Черный аист" - Артём Март

— Пусти… Пусти, мля… — стонал Звада.

А потом «каскадовец» попытался вывернуться, чтобы ослабить боль в руке и достать меня левой.

Я ловко ушел от его удара, оказался за спиной у Сержанта и легонько, но чувствительно, пнул его под колено.

Звада не устоял и осел. Я вывернул его руку чуть-чуть вверх так, что ему пришлось опереться свободной о землю и таким образом удержать равновесие на колене.

— Мое предложение еще в силе, — сказал я, — извиняешься — и расходимся. Ни у кого, ни к кому претензий не будет.

— Пусти, я тебе говорю!

— Все прекратится, как только ты попросишь у нас прощения.

Я поднажал, вывернул руку сильнее и задрал ее чуть выше.

Звада застонал, схватился за плечо и забаллансировал, чтобы не упасть. Уверен, эти усилия принесли ему еще больше боли.

— Ладно… — Не выдержал срочник-спецназовец, — ладно, я…

— Отставить! — Раздался командный голос Тарана.

Бойцы вытянулись по струнке. Расступились.

Начальник заставы прошел в наш кружок. Вместе с ним растолкал всех широкими плечами и командир каскадовцев.

— Селихов, приказ был отставить, — напомнил Таран строго.

Я пожал плечами, отпустил руку Звады.

Тот тут же вскочил на ноги. Растрепанный, помятый и злой, шагнул ко мне, норовя продолжить драку.

— Звада. — Низким, урчащим голосом приказал ему командир спецназовцев, — отставить.

Тот набычился, глянул на меня волком, но приказ все же исполнил.

— Есть, — буркнул он, поправляя китель.

— Что тут творится? — Спросил Таран властно, — немедленно доложить.

* * *

Ясир легонько подстегнул корову длинным прутиком, выломанным из зарослей орешника.

Корова, привыкшая к такому обращению, глянула на парня большим глазом. Дернула кожей на загривке, чтобы спугнуть присевшую туда муху.

Потом она валко сошла с неширокой дороги на тропу, ведущую вверх по холму, к пастбищу. Потерявшиеся недавно телок, послушно пошел за своей матерью.

Направив животных по нужному пути, Ясир задумался.

Уже несколько дней странный мужчина лежал у них дома. Он почти не приходил в себя. Если и открывал глаза, то бредил, болтал не пойми о чем и на разных языках.

Мать, время от времени, поила его водой или чаем из верблюжьей колючки. Давала отвары из лечебных трав. Маленькая Тахмира помогала матери заботиться о странном мужчине.

Отец расспросисил всех соседей, надеясь, что кто-то знаком с этим человеком. Оказалось, что никто его не видел.

К слову, с отцом Ясир не разговаривал с момента той самой ссоры. Отец же, стал с ним резок и мог обмолвиться разве что по делу.

Ясиру было странно от этого, однако, он не чувствовал особой душевной боли от того, что отец, человек, которого парень так сильно уважал, будучи ребенком, в обиде на него. Ясиру, просто было все равно.

Беспокоило его совершенно другое обстоятельство. Сегодня ночью, когда вся семья улеглась спать, Ясир слышал, как странный человек разговаривал во сне.

Если днем, будучи в полубессознательном состоянии, он словно бы бредил и нес какую-то чушь вперемешку с тарабарщиной, то ночью, слова его, казалось, стали осмысленными. По крайней мере те, что Ясир мог понять.

Мужчина звал Амину, свою дочь. Звал свою супругу, имя которой парень не запомнил. Уверял этих женщин, что с ним все будет хорошо. Что он скоро вернется домой и позаботиться о них.

И все бы ничего… Обычно дело. Просто предсмертные бредни умирающего человека. Если бы ни одно но.

Ночью Ясиру показалось, что мужчина заговорил на русском. Вот это уже по-настоящему насторожило парня.

Да, он говорил на разных языках, на Пушту и других, названия которым Ясир не знал. Но парень неплохо улавливал на слух речь шурави, а потому был почти уверен, что несчастный говорил именно на их языке.

«Кто этот человек? — Крутилось в голове у Ясира, — друг он, или же враг? Откуда он знает язык безбожников?»

Вопросы эти мучили парня. Более того, они просто не выходили у него из головы.

— Привет, Ясир! — Услышал он за спиной веселый голос. Обернулся.

Фарух — парень, рожденный с Ясиром в одно и то же лето, торопливо взбирался вверх по холму.

— Коров пасешь? — Спросил он, поправляя свой грязноватый пакль.

— Отец не велел мне с тобой говорить.

Мальчишки на миг затихли, глядя друг на друга. Удивленное лицо Фаруха вдруг изменило выражение, и парень рассмеялся. Вслед за ним хохотнул и Ясир.

— Не уж-то ты будешь слушаться своего отца? Этого труса?

— Нет, конечно, нет, — сквозь смех проговорил Ясир.

Мальчишки вместе погнали коров к пастбищу.

— Как твои дела? — Спросил Ясир, — как все прошло? Тебя не было три дня. Твоя мать приходила к нам, чтобы спросить, не видел ли я тебя.

— И что ты ответил?

— Конечно, что не видел.

— Это хорошо, — улыбнулся Фарух, глядя на синее небо, — я еще не был дома и не видел матери. Видать, она вся извелась уже.

Парень снова хохотнул, и они замолчали. Пошли дальше.

У Ясира на языке крутился вопрос, который он, сам не зная почему, все не решался задать другу. Фарух же, ожидал этого вопроса, но сам не зная почему, не решался признаться первым.

— Ну, ты ходил к ним? Эти три дня ты был в горах? — Спросил, наконец, Ясир.

Фарух улыбнулся, дождавшись, наконец, заветного вопроса.

— Был, — с улыбкой сказал он. — И скоро они возьмут меня к себе.

Потом Фарух погрустнел. Вздохнул.

— Совсем скоро я ухожу из кишлака, Ясир. Я заберу отцовскую винтовку и уйду в горы, воевать с шурави.

Ясир молчал. Горько ему было прощаться с другом. Однако в то же самое время, он испытывал гордость за него. За то, что ему хватило духу уйти на войну.

— Пойдем со мной? — Вдруг спросил Фарух изменившимся, хрипловатым голосом.

— Я не могу, — торопливо проговорил Ясир, — отец один не справится с хозяйством. Летом много работы.

Под осуждающим взглядом Фаруха Ясиру вдруг стало стыдно за свои слова.

— Отец не справится один, Фарух. Я не хочу, чтобы этой зимой Тахмира голодала…

— Если шурави не остановить, Тахмира может не дожить до зимы. — Фарух вздохнул. — Ну что ж. Видит Бог, я не стану принуждать тебя к такому шагу. Попрошу лишь молчать. Все же, не каждый может быть воином. Я вот могу. И стану