Охота на "Черный аист" - Артём Март

— А ты — кремень. В очередной раз убедился я, что кремень, — сдался Рюмшин. — Да ты не боись, Сашка! Шутка это была! Шутка и все! Понимаешь ли, очень меня впечатлила твоя выдержка тогда, у Волчьего камня. Ну, во всей этой истории с гранатами. Вот я и решил тебя разыграть. Посмотреть, как ты себя поведешь, если попробовать тебя совсем легонько прижать.

Ответом особисту была моя ухмылка. Я понимал, что Рюмшин бесстыдно врет. Я был уверен, что капитан особого отдела действительно пытался взять меня «на понт», но быстро понял, что сделать этого у него не выйдет. Не на того напал этот Рюмшин.

Ну, и осознав, что ничего у него не вышло, капитан решил «съехать» в своей шутливой манере. Съехать, между прочим, крайне неумело.

Хотя судя по его самодовольному взгляду, сам Рюмшин считал, что выступил прямо-таки мастерски. Ну, пусть считает. Как говорится, «чем бы дитя ни тешилось».

— В таком случае я свободен, товарищ капитан?

— Свободен, — расплылся в улыбке Рюмшин. — Иди, боец. У тебя там борщ стынет.

Однако с возвращением в столовую я повременил. Все потому, что увидел, как по коридору на выход идет Шарипов.

— Здравия желаю, Саша, — выходя на сходни, сказал он так, будто последнего нашего с ним разговора и не существовало вовсе.

— Здравия желаю, — поддержал я его тон, — уезжаете, Хаким Булатович?

— Уезжаем.

Шарипов смерил нас с Рюмшиным взглядом. Спросил задумчиво:

— Что такое, товарищ капитан? О чем это вы с сержантом Селиховым тут беседы ведете?

Рюмшин было раскрыл рот, но я его опередил:

— Товарищ капитан старался меня в чем-то уличить.

Рюмшин тут же потемнел лицом. Шарипов тоже нахмурился. Строго глянул на своего товарища по особому отделу.

— В каком это смысле «уличить»?

— Говорит, танкист Симонов на меня, у вас там, в особом отделе, кляузу какую-то написал. Тайны мои какие-то выдал, мол, стрелял в меня, видать потому, что я изменник Родины. Вот товарищ капитан и отвел меня на разговор, чтобы, так сказать, убедиться, правда ли у меня «хобби» такое: Родину предавать, или это все враки сорвавшегося танкиста.

Рюмшин аж покраснел от ярости. Тем не менее ничего не сказал. Только зло искривил губы.

Шарипов наградил его осуждающим взглядом и тоже промолчал.

— Товарищ капитан так шутит, — после недолгого молчания проговорил Шарипов кисловато. — Ты, Саша, на его шутки внимания не обращай. Я и сам… — Он зло зыркнул на буквально пышущего яростью Рюмшина, — … и сам до сих пор никак не могу привыкнуть к этому незатейливому солдатскому юморку товарища Рюмшина. Ведь прав я, товарищ капитан?

— Прав, — процедил Рюмшин злобно.

— Ах, юмор это такой? — Иронически улыбнулся я, — ну раз юмор, выходит, и переживать мне не о чем, ведь так?

— Так, Саша, — выдохнул Шарипов.

— Ну и хорошо, — я хмыкнул, — а-то я уже распереживался. Думал, кусок в глотку лезть не будет от таких моих переживаний. Ну, раз все это просто шутка, тогда я пойду. Дообедаю. Бывайте, товарищи капитаны.

Шарипов мне не ответил.

— Бывай, Селихов, — раздраженно просипел Рюмшин.

— А че ты в чужой монастырь со своим уставом лезешь⁈ Тебя кто просил ее пугать! Это наша, заставская!

— Поуважительней давай. Ты со страшим по званию говоришь.

— Э! А че-то я не вижу твоих погон! Я не знаю, откуда ты такой «спецназер» нарисовался, но безобразничать у нас на заставе не надо!

От работы меня отвлекла ругань, что звучала за забором.

— С новенькими ругаются, — пробормотал Вася, Уткин, державший мне шифирину, которую я прибивал на крышу курилки.

Парни, что работали со мной, тоже заинтересовались перебранкой, обернулись.

— Лису, видать, спугнул, — проговорил задумчиво Ваня Белоус, который подбивал шифер с другой стороны, — вернулась, а он ее того.

— Свистнул, — покивал Вася, — слыхали.

— Значь так, — снова раздался незнакомый голос, — лиса есть лиса. Убежала и убежала. Да и черт с ней. Мало, что ли лис в округе?

— Слышь! А ты что, выкармливал ее, что ли, что так просто чужой худобой распоряжаешься⁈

— Ну! Гена дело говорит! Муська уже две недели нормально не жравшая! Ты б хоть спросил, прежде чем клешни себе в пасть вставлять да свистеть!

— Слышь, умник. Это у кого тут клешни?

Уткин Вздохнул.

— Вот чудаки-люди… не могут спокойно жить. Вечно хлебом не корми, дай поссориться. Я, когда в детдоме жил, думал, только там все друг другу по шее дать норовят. А тут, выходит, и когда повзрослеешь — все точно так же.

Я спрыгнул с крыши курилки. Отряхнул галифе.

— Саша, ты куда? — Удивился Ваня Белоус.

— Разбуянились. Пойду их утихомирю.

С этими словами я пошел к калитке, чтобы обойти забор и вмешаться в перепалку, грозившую вот-вот перерасти в драку.

А что поделать? Офицеры все занятые, у Тарана сидят. Приходится самому за дисциплиной присматривать.

— Стой, Сашка! — Вася слез с пенька, с которого подавал нам листы шифера, и увязался за мной. — Давай я с тобой! Видал, какие эти… спецназовцы суровые⁈

— Ну, давай со мной, — проговорил я, обернувшись к Васе, — если хочется.

— Мужики! Стой! — Вклинился Ваня, — мож давай не надо? Мож давай я за Черепановым сгоняю? Пусть сам с ними разбирается?

Глава 17

Когда мы с Васей и Белоусом зашли за угол, ссора шла уже на повышенных тонах.

Трое наших ругались с двоими из «Каскада».

Молодые парни-спецназовцы вальяжно стояли у секции и слушали, как Малюга, активно жестикулируя, втирал им свою точку зрения на сложившуюся ситуацию:

— Мы эту лису искали две недели! Наша это лиса, понятно⁈ Че смотришь⁈ Поуважительнее надо быть!

Погранцы, окружившие «каскадовцев», молчали, напряженные, словно взведенные курки. Самих каскадовцев, казалось, это совсем не волновало.

Как ни странно, Малюга говорил именно с Вадимом Малининым. В ответ тот просто смотрел на погранца очень снисходительным взглядом. Спецназовцу даже не мешало то обстоятельство, что крупнотелый Малюга был на полголовы выше Малинина.

Другого «каскадера», тоже, судя по возрасту, бойца срочной службы, я не знал. Тот просто скрестил руки на груди и кривовато стоял, переместив вес тела на правую ногу.

Меня не обмануло напускное спокойствие спецназовцев. Они стали спинами к забору