Пещера - Геннадий Петрович Авласенко

Взглянув на соседнюю палатку, я вновь удивился, до чего же мне безразлично, что там сейчас спит Ленка. А кстати…

Я обернулся. Машина стояла на прежнем своём месте. Серёга наверняка там внутри. Один. А, может, и не один. Мне-то, собственно, какое до всего этого дело?!

Я свободен!

Горячая волна огромной человеческой радости внезапно захлестнула меня изнутри. Я родился, хоть мог и не родиться вообще, ведь это, кажется, один шанс из миллионов, что родился именно я! Я здоров, что ещё более удивительно, ведь вокруг столько больных и калек! Я молод, чёрт возьми! И не урод, и всё ещё будет у меня там, впереди! А девчонки… да ну их всех к лешему! Захочу – будут у меня и девчонки, много девчонок… столько, сколько захочу! А ещё у меня есть книга стихов, у меня есть Витька и Серёга! И утро это распрекрасное – оно ведь тоже моё!

Так какого чёрта лысого я психую!

Я сделал несколько резких взмахов руками, стараясь согреться, и побежал туда, где синевато-серебряной лентой посверкивала река. Не раздумывая, с разбега бросил себя в воду.

Уф-ф-ф! Вот это я понимаю!

Холодная вода огнём обожгла тело и я ускоренно гребу, пытаясь поскорее согреться, гребу до полного изнеможения, до тех самых пор, пока кожа моя не перестаёт ощущать режущий холодок речных струй. Потом, достигнув-таки блаженного сего состояния, я немедленно переворачиваюсь на спину и так, работая уже одними только ногами, начинаю лениво крейсировать вдоль берега, сначала – по течению, потом – против оного…

Нет, что ни говори, а хорошо всё-таки жить на свете!

Сквозь синюю рябь волн я вижу, как дрожат, покачиваясь, совсем неподалёку от меня, жёлтые и белые кувшинки лилий. Словно маленькие волшебные кораблики… И солнце уже довольно высоко поднялось над дальней кромкой леса, я начинаю ощущать на своём лице первые ласковые его прикосновения…

Пора и к берегу.

Я разворачиваюсь и даю полный ход.

А на берегу одиноко торчит Виктор свет Андреевич, мутно тараща на меня заспанные гляделки.

– Прыгай в воду, – говорю я, вылезая на берег. – Мигом проснёшься. Как там твой мудрец насчёт излишнего сна толковал?

Но Витька молчит. Может, думает о чём-то своём, наболевшем, а, скорее всего, просто дремлет ещё помаленьку. Меня так и подмывает столкнуть его в воду, и я наверняка осуществил бы злодейское сие намерение, но вовремя замечаю Наташу. В руке у неё ведро с водой… и я понимаю, что будить Витьку придётся не мне.

Ну что ж, так оно даже и лучше как-то…

Наташа делает мне знак рукой, молчи мол… но я и без этого молчу. Молчу и внутренне тихо злорадствую. Не совсем это по-товарищески с моей стороны… ну, да он заслужил!

– Витя! – нежно, нараспев произносит Наташа. – Витечка!

Моментально проснувшись и уже улыбаясь во весь рот, Витька с готовностью оборачивается. Он так любит приятные сюрпризы, и, кажется, вообразил даже, что это Ленка его так к себе позвала…

Увы, не все сюрпризы из разряда приятных.

– А-а-а! – орёт мокрый обманутый «Витечка» и, вдобавок ко всему прочему, кубарем летит в воду.

Как говорится, полный успех и бурные аплодисменты зрителей в моём лице.

Наташа, уронив ведро, с хохотом бежит назад к палаткам.

– Ну, я её! Ну, я ей! О, великие боги, что я с ней сейчас сделаю!

Витька пулей вылетает из воды и тоже берёт курс по направлению к палаткам.

А ещё через какую пару минут там уже слышится визг Наташи, весёлая возня, Витькин идиотский смех. День, как говорится, начался…

Я вздохнул и, вновь повернувшись к реке, принялся внимательно наблюдать за шустрыми суетливыми рыбёшками, отчаянно таскающими по поверхности воды какие-то белёсые крошки неизвестного происхождения. Из Витькиного кармана вывалились, что ли…

В лагерь идти мне почему-то не хотелось совершенно, а впрочем, ясно, почему. Да и хорошее настроение моё как-то разом потускнело, поблекло, а потом и вовсе пропало куда-то. Ни с того, ни с сего вдруг дико захотелось домой.

И я снова вспомнил тот свой сон, и маленький зелёный остров… и то, как я плыл туда по бескрайнему тёплому морю…

К чёрту, к чёрту, к чёрту всю эту муру! Не торчать же мне тут весь день из-за этого!

Я оборачиваюсь… и сердце моё мгновенно падает куда-то вниз.

Ленка в одном лишь купальнике стоит в трёх шагах позади меня, и щедрое, июньское солнце обнимает, ласкает загорелые её плечи. А позади неё синее небо и зелёные заросли ив… и это ей удивительно идёт…

Из стихов Волкова Александра

Шурша росой,

рассвет вползает в дом…

А тишина…

Она была вначале…

Но лебеди

тревожно прокричали

над озером,

ещё покрытым льдом,

и разбудили…

И исчезли сны…

Но новый день

за окнами рождался,

и мир

от зимней стужи пробуждался,

лишь лебедей

тревожный крик раздался…

Как первое касание весны…

* * *

Ленка смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу, но стараюсь при этом вовсе на неё не смотреть. Сейчас мне здорово не хватает ночи, костра, темноты…

Просто по утрам всё гораздо проще, и всё гораздо сложнее. Просто по утрам люди куда более трезво смотрят на вещи…

– Доброе утро, Санечка!

– Доброе утро! – бормочу я почти нечленораздельно.

Ленка ведёт себя так, словно и не случилось ничего прошлой ночью, словно её и вовсе не было, этой ночи.

– Купался?

Это был вопрос ради вопроса. Видно же, что купался, чего спрашивать!

– Вода тёплая?

– Кипяток, – говорю я, и наконец-таки поднимаю глаза. – Свариться можно.

Ничего мне на это не отвечая, Ленка лишь пристально на меня смотрит, и, не выдержав этого её внимательного взгляда, я вновь отвожу глаза.

– У тебя такая мускулатура! – ни с того, ни с сего говорит Ленка. – Ты, наверное, очень сильный? Хотя… что я спрашиваю!

Она умолкает, но я тоже молчу.

Слушающий всегда умнее говорящего. Даже круглый дурак, пока он молчит, вполне сойдёт за умника. Это я усвоил, хорошо даже усвоил. И больше не желаю быть дураком. Ни круглым, ни квадратным, ни даже восьмиугольным… никаким! Всё, хватит!

– А ты чего такой? – Ленка подходит ко мне почти вплотную.

– Какой? – спрашиваю я, по-прежнему избегая её взгляда. – Не понимаю!

– Да всё ты понимаешь! – говорит Ленка