Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский

златокузнецы. Каких только оттенков не добивались они от стали — от темно-зеленых и синих до лиловых, голубых и розовых. Могли соединить в одном изделии вороненую поверхность со светлой необработанной сталью. Наложить бронзовые с позолотой детали. Даже освоили такую ювелирную фишку, как стальная алмазная грань.

Все это великолепие из металла в виде самых различных предметов — от чертежных инструментов до парковых дворцовых скамеек — разлеталось и по стране, и за границей. Купцов на правом берегу Упы набралось чуть меньше, чем мастеров на левом. Тандем производственного и торгового капиталов. Которому нынче грозила разворачивающаяся гражданская война. Уже прочувствовали на своей шкуре. Обозы с товаром, следовавшие в Петербург, не пропускал мой заслон в Вышнем Волочке.

— Уважаемые! Трудные времена на дворе. С вашим частным делом придется погодить. Не до чудес стального искусства нынче стране. Ей оружие подавай. Я вас заказами не обижу. Все заберу, сколько не дай. И еще два раза по столько. Очень мне ваш винтовальный карабин глянулся.

— Как же нам прожить на одном-то карабине?

Я задумался.

— Есть мне чем помочь вашей беде. Задумал я грандиозную перестройку Москвы. Так что будут вам и иные заказы. Також по железному делу.

— Благодарствуем!

— А что с нашими льготами? В армию не будут нас забирать? Подушной податью не обложат?

— Все вам будет, мастера! Вы, главное, работайте с карабином. Деньгой не обижу!

— Думал мужик: там мед пьют, а вышла головешка, — усомнился самый сварливый.

На него зашикали. Доверие в общей массе уже родилось.

Тут ведь как: угрозами да казнями ничего не добьешься — не тот народ казюки. Уважение к себе имеют — не ту фанаберию, что у аристократов, а основанную на реальных делах. Когда каждая мельчайшая деталька изготавливается вручную, с хирургической точностью, когда каждый мастер отчетливо понимает, что он незаменим, с ним нужно только лаской. И никак иначе!

— Есть встречная просьба. Хочу вам пару идей подбросить насчет нового образца.

На меня уставились с нескрываемым недоверием. Не стал на этом акцентироваться или щеки дуть. Спокойным тоном, как равный с равными, изложил свои идеи.

— Первое. В карабине нужно немного расширить казенную часть в сравнении с остальной частью ствола.

— Это зачем?

— Просто сделайте, и все! Будет для винтовки особый патрон. Какой? То военная тайна. Даже не пытайте меня — все равно не скажу.

Смысл в такой конструкции мне-то очевиден. Порох взрывается. У пули расширяется «юбочка», и она четко входит в нарезы. Возникает эффект вращения. И как вишенка на торте, не нужно вколачивать патрон в ствол. Перезарядка занимает секунды. Скорострельность возрастает в разы. И винтовку чистить нужно реже. Эх, мне бы капсюли научить делать местных умельцев. Но технологический уровень не позволит. Сложновато для нынешнего времени.

Мастера недовольно заворчали, но чувствовалось, что их распирало любопытство. А тут я еще удивил.

— К карабину нужно сделать шомпол иного образца. Такой, что загоняет патрон в ствол до нужной отметки. Так, чтобы его часть, в которой пуля, оказалось четко у основания нарезов.

— Ограничитель нужен, — догадался самый сметливый.

— Правильно. Кружок, диаметром чуть больше дула.

— Удорожится производство, — посетовал мастер по шомполам. — Из металла придется лить. Иначе солдатики такой кружок мигом собьют.

— Переживу. Расчет сделайте стоимости по совести. Тогда договоримся.

— Расход металла возрастет. У нас ведь с металлом не все гладко. Закрываются в уезде заводы. Уже двадцать годков, как вышел указ убрать производство металла с тульской земли, чтобы леса сберечь. Только у купца Баташева и остались. Те, которые наш Оружейный сумел отстоять.

— Подумаем, как вашей беде помочь. Для шомпола хорошей стали не нужно. Можно из бракованной. Или из переплавки. А сломанного оружия скоро будет завались.

— Гляди-ка! Царь, а кумекает в нашем деле!

— А давай мы тебя, Петр Федорович, спытаем у горна? — вдруг предложил мастер Изосим.

Так я и попал в его кузницу.

… Утром тронулись в обратный путь. Не неслись сломя голову, ехали спокойно в сторону Каширы. Я решил проверить, как идет строительство оборонительных линий у бродов.

Мерно покачиваясь в седле, анализировал свои впечатления от посещения ТОЗа. Мне отчетливо было понятно, что увеличить кратно производство никак не получится. Рассеянную мануфактуру туляков быстро превратить в грамотное фабричное производство? Утопия. Единственное, что мне пришло в голову — пообещать премию за перевыполнение «урока». Через голову конторских.

Кое с кем из них удалось переговорить перед отъездом. Вот им-то я пообещал всевозможные кары за саботаж и за срыв поставок для моей армии.

— Начнете палки в колеса вставлять, головы полетят. Вы не мастера. Среди вашей братии незаменимых нет. Так и зарубите себе на носу!

— Что ж нам делать с заказом императрицы? — испуганно спросили, ежась под моим гневным взглядом.

— Выполнять. А расчет со мною будет. И мне же все отдадите, что будет произведено. Недолго женушке моей командовать. Дайте срок, и все сами увидите.

Конторские прятали глаза. Перечить не смели, но и не верили. Все уже знали, что с Юга идет армия Румянцева и Долгорукова.

Меня это обстоятельство тревожило не меньше. Получается, правительственные войска отрежут меня от Тулы на какое-то время. Оставалась лишь надежда на благоприятный исход будущего сражения и на обещание казюков припрятать изготовленные карабины, чтобы дождались моих квартирьеров.

— Государь! Беда! — отвлекший меня от раздумий Никитин указал рукой на большой отряд конницы, внезапно выехавший из-за очередного соснового бора, которыми славился Заокский край.

Разворачивать коней времени не хватало. Все охрана срочно вооружилась, но исход схватки вряд ли бы оказался в нашу пользу — против двух наших сотен не менее полутора тысяч быстро сближавшихся с нами всадников.

— Что делать, Петр Федорович⁈ — запаниковал Никитин. — Можа оторвешься, а мы прикроем?

— Не успеем. Остается нам одно — подороже жизнь свою продать! Или прорваться! — я обнажил саблю и взвел курок пистолета, правя Победителем одними ногами.

* * *

— Господь любит меня!

Когда за послом Российской Империи Остерманом закрылась дверь, Густав III, король Швеции, позволил себе расслабиться, и на его лицо наползла долго сдерживаемая улыбка. Он раскинул руки и захохотал. Потом вскочил с кресла, обнял своего старого учителя, графа Карла Фридерика Шеффера и закружил его по своему парадному кабинету. Старик еле успевал перебирать ногами, но даже в такой ситуации умудрился сохранить свою унылую педантичную мину.

— Милый Карл, как