Рожденный, чтобы жечь! – 2 - Дмитрий Лим

Собрав остатки воли в кулак (точнее, в крошечный кулачок), я перевернулся обратно на живот. Теперь нужно сгруппироваться и попробовать подползти. Главное — двигаться медленно и уверенно. Или хотя бы медленно. Уверенно пока не получается.

Коврик предательски цепляется за мой памперс, будто говоря: «Ну куда ты собрался, маленький засранец? Полежи еще немного!»

И вот, после неимоверных усилий, я, кажется, выбрался! Моя нога, наконец, коснулась прохладного линолеума. Победа! Я выкарабкался из этой вязаной западни!

«Блин, — я уселся рядом с этим дурацким ковром, понимая, насколько недальновидный. — Я ведь маг…»

Словно проверяя свои слова, я поднял ручку и коврик затрепыхался, расстилаясь обратно.

«Боря заразил меня своей деревянностью, — неожиданно осенило меня. — Я же, этого тирана вон, какие пируэты выписывать могу заставить. А здесь… эх…»

Медленно я начал ползти по квартире в поисках Наташи. Она — девчушка не глупая, поймёт, что мне кушать хочется. Да и в памперсе стало как-то неуютно.

Я полз, обходил углы мебели, подползал к окну, заглядывал за шторы, прятался между стульями, и все безрезультатно. Наташи, кажется, не было дома. Но тут, в конце коридора, передо мной оказалась открытая дверь в спальню матери Бори. Дверь была приоткрыта, а из самой комнаты доносились звуки — словно приглашая меня внутрь.

Полз осторожно, боясь, чтобы ни одна деталь не упустила моего внимания. В комнате было темновато, но в ее центре, на кровати, сидела мама. Она пристально смотрела в телевизор, почти не обращаясь на меня внимания. Я ощутил странное чувство — смешанное из надежды и тревоги. Почему она не замечает меня?

Что там интересного такого в телевизоре? Раз она не услышала, как Боря захлопнул дверь и не слышала, как я копошился в коридоре?

«РынТВ? — я посмотрел на экран, где говорилось о рептилоидах. — Серьезно? Это интереснее, чем шум в квартире?»

Я задержал дыхание (знаю, что у меня такое просто — маленькое и почти не выраженное, но тем не менее), и взглянул на маму повнимательнее. Над ее головой внезапно появилась эта странная чернота — словно тень болезни, которая уже пыталась уйти, но теперь, по какой-то злой воле, вернулась обратно.

«Какого черта? — я не поверил своим глазам. — Я же излечил тебя! Откуда она опять появилась?»

Сел в дверном проёме, вытянул ручки вперед и принялся тянуться к маме. Ручки поднимались и опускались, словно два маленьких штурмовых крана, пытающихся убрать эту черноту с ее головы. Я снова и снова тянулся, пока мои пальчики не коснулись таинственной тьмы. Она была липкой и холодной, но я не останавливался — медленно и упорно вытягивал её, словно выдирал клещей, цеплявшихся за светлое солнце ее души.

Мама не замечала ничего — ее глаза оставались приклеенными к экрану, а голос телевизора звучал монотонно и отталкивающе. Но я продолжал свое маленькое героическое дело. Каждый раз, когда тьма пыталась спрятаться глубже, я снова рулил на свет, вытягивая ее наружу.

В этом поручении не было ни легкости, ни быстроты — все длилось долго, очень долго. Но меня не перехватишь. Я маленький, но мощный. Я маг, как говорил себе.

И вот, когда последний клочок черноты был, наконец, выдран, я почувствовал дикую усталость. Ручки задрожали, а спинка предательски согнулась. Но я сделал это! Я победил!

«Надо об этом переговорить с Борей. То, что эта чернота опять появилась — ненормально!»

И в этот момент, как назло, мой многострадальный памперс решил напомнить о себе. Что-то булькнуло, хлюпнуло и… ой. Кажется, произошла небольшая авария. Да что ж такое! Только тьму победил, а тут такая подстава.

Я сидел, обтекая своим маленьким триумфом, и с досадой смотрел на расползающееся пятно под собой. Мама, как ни в чем не бывало, продолжала смотреть РынТВ.

Ну вот как так можно? Ладно, рептилоиды, ладно, теории заговора, но тут же ребенок героически сражается со злом, а потом еще и… эээ… удобряет ковер! Ну хоть бы взглянула одним глазком!

Собравшись с духом, я попытался отползти от места происшествия. Но не тут-то было! Подгузник, разбухший от победы над гравитацией, теперь мешал двигаться. Я больше походил на маленького тюленя, выброшенного на берег, чем на великого мага. Вот уж точно, героизм — штука грязная. И вонючая, чего уж там скрывать.

И тут, словно почувствовав что-то неладное (или просто закончилась реклама рептилоидов), женщина повернула голову. Ее глаза расширились, а на лице появилось выражение, которое я видел не раз — смесь умиления, легкого отвращения и беспомощности.

— Ой, Божечки, — прошептала она. — Что тут у нас случилось?

И тут я понял, что моя битва только начинается. Битва с подгузником, с умилением этой женщины и, самое страшное, с перспективой что тебя помоет она, которая, возможно, опять не в себе…

Эх, и зачем я только с этой чернотой связался? Лежал бы себе спокойно в корзинке…

* * *

Дверь поддалась с противным скрипом, словно старая карга, недовольная, что ее разбудили среди ночи. Боря ожидал увидеть за ней если не окровавленный алтарь, то хотя бы козлиную голову, но вместо этого его встретила стандартная советская прихожая, заваленная старыми газетами, банками и прочим хламом. В нос ударил спертый запах пыли и чего-то кислого, напоминающего прокисшие щи.

«Да уж, этика им точно не помешает, — подумал Боря, морщась. — Блин, в прошлый раз здесь было посветлее.»

Он осторожно шагнул внутрь, стараясь не наступить на разбросанные повсюду предметы. В полумраке коридора виднелись двери, ведущие в другие комнаты. Боря прислушался. Тишина. Напряженная, зловещая тишина.

«Может, все-таки свалили?» — промелькнула мысль.

Но тут он заметил в щели одной из дверей тусклый свет. Решив, что удача улыбается ему, он двинулся в направление комнаты.

Боря, стараясь ступать как можно тише, прокрался к двери, из-под которой лился свет. Приблизившись, он прильнул глазом к щели.

То, что он увидел, заставило его подавить смешок, чтобы не выдать себя раньше времени. На ковре, усыпанном лепестками роз, вальяжно раскинулась дама в леопардовом трико, которое, казалось, вот-вот треснет по швам.

Вокруг неё горели десятки свечей, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные коврами с оленями. Рядом с женщиной, прямо на коленях, стоял мужчина в мешке из-под картошки, с прорезями для глаз и рта. Он что-то тихо бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону. Боря не мог разобрать слов, но интонация была явно молитвенная.

Обстановка в комнате была сюрреалистичной. Казалось, что в советскую квартиру,