Кукла 4 - Мир

по одежде нейтрального фасона, ни по прическе средней длины, что может быть, как у мальчика, так и у девочки, ни даже по лицу, что тупо детское круглое, поползло в проход на четвереньках, встав лишь на мгновение — этому существу что, реально три⁈ Не верю! Оно по размером и росту не настолько сильно отличается от нас! Самый минимум! Минимум! Минимум четыре года! Да и, говоря откровенно — дети в три уже во всю бегают и прыгают! А не агукают и ползают. Год? Даже не смешно.

Существо доползло до мертвого отца, залезло прямо на него, и хотело используя метрового папку как стульчик, забраться на сиденье к нам через высокий подлокотник. Но было перехвачено под ручки какой-то дамочкой с чутким сердцем, и возвращено обратно на своё место, после чего дама убежала обратно почти в самый конец вагона, где сидела и откуда пришла-прибежала.

Вот только было это давно! С того момента существо на место возвращали уже не единожды! И из прохода коридора почти от самого конца вагона, и со все того же папки снимали и не раз. Один раз один мужик даже подсовывал ребенка в руки бабке, со словами:

— Следите за ребенком! А то опять что-нибудь случится!

Но вместо благодарности и принятия, или даже глупости «Сами разберемся!» получил совсем уж жесткую грубость от маки дитя, произнесённую ею не поднимая лица.

— Пошел в жопу козел!

И сказано это было громко, на весь вагон, но с коверканьем слов почти до неузнаваемости, из-за поврежденных зубов и порезанных губ.

— Свали в туман пока я добрая. — проговорила эта дама уже едва слышимо, и сквозь слезы.

Мужик на все это ничего отвечать не стал, и под взгляд бабки «Вали-вали давай!» действительно свалил. А киндер после его ухода опять уполз, был пойман кем-то во второй половине вагона, схвачен, усажен рядом с собой на чужое место, а потом и на коленки чужой женщины, и… начал навзрыд орать и реветь, заливая все пространство щедрым детским плачем и всхлипыванием.

— Мы же такими не были, да? — поинтересовалась сестра, слушая эту симфонию, и выходя из состояния полубреда, в котором болталась всё это время, — Такими громкими и шумными…

Я помотал головой, в знак отрицания — не были мы такими, даже когда только родились, так не орали. Да и после, не считали слезы прям очень уж эффективным средством манипуляции — некем было манипулировать, родители были целыми днями на работе, а ночью надо было спать самим, и давать спать им.

Но это чадо явно жило в совсем иных условиях! И даже сейчас, после всего, мамка дитя, потерявшая мужа, сидящая за спинкой моего кресла, и все так же роняющая слезы и кровь из порезанных губ, каждый раз вздрагивала, слыша очередные переливы и всхлипы орущего дитя.

Словно бы порываясь встать! Словно бы желая пойти и разобраться! Чуть ли не с кулаками! Или мужа послать это сделать! Да только он мертв. А бабка так и вовсе порывалась, но не могла этого сделать, будучи зажатой у окна своей дочерью, и не рискующая начинать орать на весь вагон «Кто там деточку до слез довел⁈» из-за нашего существования, боясь за свою шкурку и рот.

А детка орала! Детка надрывалась! Средь людей уже пошли тихие переклики «Да заткните вы её уже наконец!» и выкрики «Этот кошмар когда-нибудь кончится⁈» непонятно что под собой подразумевающие. То ли столь громкий крик, то ли то, что мы можем встать и всех поубивать из-за него.

Пришли люди из поездной бригады, тоже озаботившееся криком. Пришли они конечно не потому, что деточка кричала, но работать в таком шуме было тяжело, так что деточке дали таблеточку — четвертиночку! Но поскольку деточка всё рано не заткнулась и раскрасневшимся лицом, и брыкающимся комком на чужих руках продолжала верещать, деточке поставили укольчик, и деточка наконец заснула, успокоившись.

А еще проводники, тихо переговариваясь меж собой, оттащили тело мужчины с тонким резом во лбу в сторонку от прохода, к площадке перед дверью и туалетом. И стали паковать его в специальный плотный полиэтиленовый мешок — как видно подобное тут явно не впервой! Раз такие мешки есть в наличии у поездной бригады.

Так же они обратились к дамочкам за нашими спинками, общаясь при этом полушёпотом, словно бы боясь нас побеспокоить, или просто имея такую привычку общения, успокаивающе-расслабляющий почти интимный доверительный шепоток.

Для начала они выразили свое понимание ситуации, и положения людей, и попросили несмотря на все это, не вставая со своего места, во избежание травм, ответить на пару их вопросов. Так же предложили успокоительного и обезболивающего если надо, хоть в местном варианте «блокады», хоть в общем.

Дамочка за лавкой от препаратов отказалась, чуть было не послав, шепча «Знаю я ваше понимание! Нифига вы не понимаете!», но все решила послушать проводников, да вид приняла вполне подобающий леди, несмотря на потекшею пандой косметику и порезанные губы.

А еще я понял, чего это она тут не верещит от порезанных зубов, с их то нервными окончаниями, чувствительными ко всему — протезы! Керамика у неё там впереди! Выбили ей зубы что ли⁈ В этом мире, в этой стране, несмотря на плохую воду, кариес штука редкая, и гнилые зубы тоже. Так что лишится «передка» можно только если очень постараешься, или из-за травм, или из-за отсутствия денег на стоматолога в нужный момент.

Видя, что тетка приняла нормальный вид самостоятельно, проводник… или кто там он? Зам начальника состава, да? Судя по бейджу, не стал настаивать на применении лекарств — ему же проще и легче! А мадама, приняв вид горделивой королевы, поинтересовалось у него, глядя прямо в глаза, с видом таким, словно бы ничего не было, в неё не тыкали копьем, её губы не имеют вертикального реза, и она вообще, вновь на коне:

— Что, с ними, будет? — проговорила она шепелявя и чеканя каждое слово, чтобы лучше было понятно, несмотря на далекое от чёткого произношение.

И она не поворачивалась к нам, не кивала, не смотрела, ничего! Продолжая пялится в глаза зам начальнику, однако всем и ему, было понятно, о ком идет речь. И ответил он на этот вопрос оооочень интересно:

— Если господа охотники не будут заявлять на…

— ЧТО⁈ — взревела дама, соскакивая, но мужчина силой её усадил. — Да убери ты от меня свои культяпки! — сбросила она его руки