Источник - Дмитрий Александрович Билик

есть концы бревен не выступали за пределы углов. Крыши невысокие, двускатные. Причем каждый дом длинный, развернутый к площади боком и уходящий к крепостной стене, представляющей собой частокол из огроменных бревен. Между строениями располагалось нечто вроде прямоугольных коробок или ящиков. Что там именно — не разберешь, все оказалось накрыто старой ветошью.

Посреди деревни огромный колодец, будто воду оттуда доставали бочкой, а не ведром. Да и вообще, создавалось ощущение какого-то гигантизма. Я видел правцев — обычные люди, вот только жители этой деревни, казалось, нарочно пользовались всем самым большим.

Однако и кроме этого создавалось ощущение чего-то «ненашенского». Даже не объяснишь, почему. Ну, заметен до состояния «муха не сидела» огромный двор, он же центральная площадь так, что ни соринки, но и дело не в этом. Точнее, не только в этом. Словно ты попал на какой-то аттракцион вроде «Перевернутый дом». Все узнаваемо, но в то же время необычно.

Но меж тем деревня жила. Ее не коснулась дряхлая длань нежизни, хотя, думаю, прилагала к этому все силы. На стенах возвышались могучими башнями дозорные-кощеи, вдалеке, явно где-то между домами, слышались шорох крыльев и цоканье копыт, но самое главное — ощутимо несло навозом.

Кто хоть раз был в деревне, такой настоящей, непричесанной, с проселочными дорогами и уходящими к горизонту полями, знал этот дух. Отец Костяна, который считал, что «нечего детям в городе летом тухнуть», несколько раз брал нас на свою малую родину под Приозерском. И этот запах я запомнил навсегда.

Тогда он казался чем-то неприятным, отталкивающим, однако сейчас я неожиданно для себя понял, что это запах жизни. Или, может, это у меня все просто через одно место? С собачьих фекалий началось знакомство с рубежничеством, а нормальным коровьим навозом сейчас все закончится. Или, тут, наверное, не коровы.

Наше появление не осталось незамеченным. Откуда-то сверху раздался залихватский разбойничий свист и двор наполнился шагами, криками, запахом пота и угрюмыми лицами рубежников и рубежниц. Мда, вот где каст на ментовские сериалы надо проводить. Подобные физиономии нужно вешать в пыточных камерах, чтобы ты был готов выложить все без допросов.

— Зачем вы пришли? — спросил один из деревенских, жилистый мужик в возрасте. — День обмена еще не скоро.

Был он преклонных лет, однако в его виде чувствовалась воинская стать. Морщинистое сухое лицо, залитое светом злого местного солнца, выглядело будто вырезанными из красного дерева. Седые волосы убраны в косу, а руки, замотанные до кистей какими-то тряпками, напряженно лежали на топоре. Рубежник с двенадцатью отметинами.

— Мы изредка торгуем, — объяснил мне Феослав.

— Ну да, ну да, мы, чуры, не вмешиваемся в дела людей. Но за деньги — да. В смысле, когда речь касается наших интересов, так?

Было видно, что Феославу неприятен этот разговор. Поэтому он поступил как любой мало-мальски грамотный дипломат — перевел тему.

— Этого человека зовут Матвей, он из Стралана. И хочет поговорить.

Один из деревенских не выдержал и подал голос. Правда, язык оказался для меня незнаком. Ну конечно, прежде я общался с правцами, которые долгое время провели в моем мире, или их воспоминаниями (взять ту же лихо), а там все воспринималось так, что было понятно мне.

Староста, а, наверное, это был он, что-то ответил и уже добавил на русском. Хотя, черт его знает, может, и и не на русском, главное, что я понял.

— Я Дурц. Я немного жил в Стралане, когда Ось разрушилась. Но мне хватило времени, чтобы понять — тот мир никогда не станет моим домом. И, пока порталы не закрылись, я вернулся. Так что тебе надо, «хааршас»?

Неожиданно для себя я понял, что «хаар» — это голова. Ага, значит, заработал хист и включилась система автоматического перевода.

— Что не так с моей головой?

— У тебя слишком много волос, — причем, последнее слово у меня одновременно прозвучало и на моем языке, и не местном.

«Волосатая голова»? Ну, не скажу, что самое плохое прозвище. Однако меховую шапку я снял. К слову, в ней, да еще в свитере, было комфортно в недрах горы, а тут оказалось жарковато. Впрочем, это все равно лучше, чем непонятный балахон Тучеслава.

— Надень, иначе местное солнце сожжет тебя, — посоветовал мне Дурц.

И в качестве иллюстрации размотал часть руки и показал багровый ожог. Аргумент был красноречивый, из разряда: «Имидж ничто, скальп — все». Я под общие смешки напялил меховую шапку обратно.

— Царь царей пробрался в мой мир и теперь наводит там свои порядки. Его свита множится, и мне надо это остановить.

Я коротко пересказал, что же именно произошло, включая ритуал перемещения сознания жреца нежизни в тело Трепова. К сожалению, в моем нынешнем состоянии не получалось утаить хоть какую-то толику информации. Когда я закончил, староста в нескольких словах пересказал все своим людям — буквально в нескольких словах. Я вещал минут пять, а этот дядька управился секунд за тридцать. И хотелось бы мне думать, что это такие здешние особенности языка.

Местные горячо отреагировали на мой рассказ. По крайней мере, по внешним признакам. Несколько слов я вычленил из их бурной реакции и возгласов, но в целом итог беседы все же ускользнул.

— Пойдем, страланец, я тебе кое-что покажу, — сказал мне Дурц, когда все успокоились.

И зашагал в сторону крепостной стены, а я торопливо последовал за ним. Остальные же не сдвинулись с места, оставшись на площади.

— Это поселение возвели кроны, как только поняли, что нежизнь заполняет все вокруг. Они намеревались восстановить Ось, но не знали, как это сделать. Со временем кроны стали пускать под свое крыло тех, кому удалось убежать. Тогда это поселение насчитывало две сотни, теперь здесь нет и четырех десятков.

Мы добрались до лестницы и сейчас тяжело поднимались по ней. Нет, ступени действительно были не под нормальную человеческую ногу, однако хотя бы стало ясно, под чью они строились.

— И где теперь кроны?

— Кто-то ушел, когда проходы стали закрываться. Другие спрятались в горах. Третьи бились до последнего. Царь царей объявил охоту на всех, кто мог поколебать его волю и власть. И не успокоился, пока не вырезал наших старших братьев. Давалось это с большим трудом, близость Оси защищала нас и Царь царей потерял здесь много своих подопечных.

Мы наконец оказались наверху и моему взору открылся удивительный вид, от которого перехватило дыхание. Внизу расстилалась великая равнина, наверное, некогда невероятно красивая, а теперь выжженная дотла