Меня укутай в ночь и тень - Дарья Алексеевна Иорданская

Внутри пахло хлебом, чаем, сливками, а еще немного – лавандой, корицей, еще какими-то пряностями. Элинор оглядела небольшое светлое помещение, заставленное легкими столиками, пустое, если не считать высокую огненно-рыжую женщину за стойкой.

– Азар, – кивнула приветственно Федора.

– Крушенк, – хмуро ответила женщина и уставилась на Элинор неподвижным взглядом очень черных глаз. – Это кто?

– Моя подруга. – Федора стиснула локоть Элинор. – Мисс Кармайкл. Мы зашли укрыться от дождя и выпить по чашке твоего чудесного чая.

Женщина, названная Азар, фыркнула и махнула рукой на столик возле окна. Элинор села, продолжая ошарашенно оглядываться. Снаружи окошко было всего одно, притом крошечное, запыленное, засиженное мухами. А тут – точно витрина. Впрочем, за ней клубился туман, и разглядеть что-либо не представлялось возможным.

– Где мы? – повторила она свой вопрос.

– Ведьмы стекаются в город. – Азар с подносом воздвиглась над столом и показалась Элинор просто огромной. – Это хорошо для бизнеса, но плохо для моих нервов. Ты знаешь, что происходит, Федора?

На середину стола была поставлена трехъярусная подставка с сэндвичами, булочками, «фрейлинами» [18] и конфетами. В чашке тонкого китайского фарфора, которая появилась перед Элинор, плавали лепестки ромашки.

– Ты способна предвидеть будущее, Федора, – продолжила хозяйка. – Что ты видела?

– Способность проявляется от случая к случаю, – пожала плечами Федора Крушенк. Взгляд ее скользнул по туману за окном. – Не слышала ты об убийствах в Уайтчепеле? Что говорят наши?

– Меня это не интересует, – отмахнулась Азар. – Какой мне прок от людских дел? С вас два шиллинга, мисс Кармайкл. Угощайтесь.

И она ушла, тяжело печатая шаг. Элинор проводила ее настороженным взглядом и перевела его на невозмутимо пьющую чай Федору. Над столом висел острый запах имбиря и корицы.

– «Людских дел»? Кто она в таком случае?

– Понятия не имею, – спокойно ответила Федора. – Я стараюсь не вникать в чужие секреты, особенно когда ими не спешат делиться. Я не расспрашиваю Дамиана Гамильтона или вас, мисс Кармайкл.

– Мне скрывать нечего.

– В самом деле? – Федора пожала плечами. – Как скажете.

– К слову сказать, с меня два шиллинга? – Элинор нахмурила брови, впрочем, Федора Крушенк на это никак не обратила внимания.

– Прошу меня простить, мисс Кармайкл, – ухмыльнулась ведьма, – но у меня ни пенни.

– У вас есть ваше «гоблинское» золото, – проворчала Элинор.

– Упаси меня боги давать его Азар! Кроме того, я ведь говорила, днем это всего лишь сухие листья. Выпейте чаю, мисс Кармайкл, он того стоит. И вы должны мне за спасение младшего Гамильтона.

Элинор вынуждена была согласиться, что кое в чем Федора Крушенк права. Не без опаски она все же пригубила чай. Чистый, свежий аромат ромашки окутал ее, и все тревоги мгновенно улеглись. В первую секунду Элинор испугалась, что это дурман, но на место тревог не пришли назойливые чужие мысли. Просто то, что мучило ее, перестало нагонять панику. Все верно, нужно тщательно обдумать происходящее.

– Грегори Гамильтон околдован, – сказала вдруг Федора.

– Да, нам это известно. – Элинор откинулась на спинку стула, вертя чашку в руках. – Дамиан пытается уверить меня, что Дженет Шарп наиграется и вернет его нам.

– Дженет Шарп? – Федора покачала головой. – Это смотря во что она играет.

Тон ведьмы Элинор чрезвычайно не понравился.

– Что-то не так?

– Видите ли, мисс Кармайкл… – Федора отставила чашку и принялась придирчиво изучать десерты. – Ведьмы очень разборчивы и редко делятся подробностями с себе подобными. Прихвастнуть мы любим, конечно, но вот о неудачах редко услышишь. Однако ветер носит. Поговаривали, что кто-то из предков Гамильтонов жестоко обидел ее бабку.

– И каким же образом?

Федора развела руками.

– Обыкновенным: он ее отверг. Для женщин, так гордящихся своей красотой и очарованием, это жестокий удар.

– И что же, Дженет… – Элинор тряхнула головой, пытаясь осознать мысль, столь нелепую и абсурдную, – Дженет мстит за свою бабку?

Федора фыркнула.

– Что ж, я не стала бы этого делать и едва ли стала бы бороться за мужчину, которому не интересна. Да и вы, мисс Кармайкл, полагаю, достаточно себя цените. Но, как говорила наша наставница, «À chacun ses goûts [19]».

– И что же делать? – Элинор закусила губу.

– Тут я вам едва ли советчик, – качнула головой Федора. – Но, пожалуй, следует поторопиться. Блудни с ведьмами редко доводят до добра.

* * *

Грегори проснулся, когда была уже середина дня. Ранней пташкой он не был, но и полуночничать никогда не любил, не вваливался в дом на рассвете, не спал затем до обеда и уж точно никогда прежде не испытывал такого похмелья. Да и не напивался он еще никогда до такого состояния. Нахлынул стыд. Грегори с трудом поднялся, пошатываясь, добрался до зеркала и взглянул на себя с нарастающим ужасом. На шее красовалось синее пятно – след от поцелуя, больше похожий на бесовскую метку.

Дженет, чертовка, вымотала его минувшей ночью и упорхнула, оставив отдыхать в компании трех прекрасных видений. Они исполнят любое твое желание, кажется, еще звучал ее голос. Только не касайся их.

Они сами касались, Грегори ощущал призрачные руки на своем теле. Ночью это дарило восхитительные ощущения, но теперь, днем, он испытывал одно только отвращение.

И стыд. За то, что напился. За то, что пошел на поводу у собственных низменных желаний. За то, что позабыл о сыне, Лауре, цели, что стоит перед ним.

– Сэр, вы проснулись?

Грегори обернулся и посмотрел на рыженькую горничную с подносом в руках. На подносе стоял стакан с какой-то мутной жидкостью – Грегори надеялся, что это снадобье от похмелья. И над стаканом нахально торчала грудь, пусть небольшая, но налитая, спелая, мало стесненная форменным платьем. Желание снова напомнило о себе, хотя, кажется, ночью Грегори был выжат до капли во всех смыслах. Сильное желание, мучительное. Такого и в юности с ним не было, Грегори всегда умел контролировать свои порывы и страсти. Когда его однокурсники и товарищи-собутыльники с головой окунались в то, что полагали «взрослой жизнью»: секс, вино, опиум, снова секс и снова опиум, и вино, много вина, Грегори предпочитал благоразумно смирять порывы. И вот теперь, когда ему уже почти сорок, он взрослый, он разумный мужчина…

– Вы в порядке, сэр? – встревоженно спросила горничная, ставя поднос со стаканом на столик. Грудь ее колыхалась призывно при каждом движении, и сквозь ткань – чертовка не надевала корсет! – торчали соски.

И Грегори не выдержал. Пелена застила ему глаза, он, едва ли соображая хоть что-то, шагнул вперед, хватая горничную за платье. Послышался треск, под пальцами оказалась плотная ткань нижней сорочки, но и она не стала преградой. И ее прочь.

– Что вы… – взвизгнула горничная, пытаясь