Меня укутай в ночь и тень - Дарья Алексеевна Иорданская

– Ты свистни – тебя… [13]

* * *

Дойдя до комнаты Дамиана, Элинор замешкалась. Смущение больше не охватывало ее, стоило лишь подумать о том, чтобы зайти в спальню к этому мужчине. Куда больше ее тревожили вопросы, которые следовало задать, и те ответы, что она могла получить. Набрав в грудь побольше воздуха, Элинор постучала, дождалась глухого ответа и вошла.

Дамиан лежал одетый, поверх одеяла и перебирал книги.

– Подумал, смогу отыскать что-то, упущенное Франком, – хмыкнул он. – Что едва ли возможно.

– Франк не помнит назубок книги, в которых говорится об Акоре, – заметила Элинор.

Дамиан кивнул.

– Думаю, это своего рода защита. Садись.

Элинор огляделась. Кресло стояло далеко и было невероятно массивным и тяжелым, его не подтащишь ближе. Поэтому она села на самый краешек постели, сложив руки на коленях.

– Прости, прекрасная Линор, ты, кажется, оказалась втянута в старую вражду нашего семейства с… этим. – Дамиан потер лоб. – Это Кенло… У него на нас какой-то зуб. Ума не приложу, зачем я ему понадобился, но он отменно настойчив. И жаждет мести: сперва Джеймс, теперь я. А еще проблемы с Грегори. Кажется, наш первенец околдован Дженет.

– Полагаю, именно об этом Федору Крушенк и предупреждал ее мертвый шептун. Выходит, они все-таки существуют? Значит, это не сказки, как ты утверждал?

Дамиан пожал плечами.

– Шептуны? Понятия не имею. А если я чего-то не знаю, это может значить, что шептунов не существует вовсе или что они отменно умеют прятаться. Или вообще ничего не значит. В конце концов, Федора могла выражаться…

– Иносказательно? – с улыбкой подсказала Элинор. – Это она может. А зачем миссис Шарп понадобилось околдовывать мистера Гамильтона?

Дамиан снова пожал плечами на этот раз как-то нервно.

– Для удовольствия. Обращаясь к ней за советом, я немного подзабыл, насколько именно Дженет – ведьма. У их племени своеобразные представления о морали. И о рамках допустимого.

– Мисс Крушенк тоже ведьма, – заметила Элинор. – Как Пегги и Алессандра. И наша повариха. От них нам тоже ожидать подвоха?

Дамиан вновь поморщился, но ответил весьма легкомысленно:

– Дженет захотела Грегори, вот и все. Поиграет и вернет. А для Грегори это будет уроком: не следует идти на поводу у сиюминутных желаний.

Элинор фыркнула и хотела сказать, что Дамиану и самому бы следовало поучиться управлять своими желаниями, но промолчала. Он был прав. Мистер Гамильтон пошел на поводу у ведьмы сам и должен извлечь из этого урок. Возможно, горький, но – свой. В таких делах чужие советы и укоры приносят мало пользы.

– Элинор. – Голос Дамиана, тихий, мягкий, оторвал ее от размышлений. – Ты ведь не пойдешь одна в город?

– Конечно, нет! Со мной будет мисс Крушенк!

– О да! – с сарказмом откликнулся Дамиан. – И как это я не подумал о мисс Крушенк! С ведьмой вам, конечно, ничего не грозит!

– Именно так я и думаю, – кивнула Элинор. – Вы мне там будете еще худшей защитой. Вы с постели-то подняться не можете.

Дамиан едва заметно поморщился. Подобно всем мужчинам, он не любил, когда упоминают о его слабостях.

– К тому же, – заметила Элинор, – насколько я поняла, ваши «связи» в Уайтчепеле нам более недоступны. Тот человек мертв. Да и доверять ему подобным… Для вас это вон чем закончилось. Я отправлюсь и расспрошу о миссис Гамильтон в приютах и работных домах, не углубляясь в трущобы на лишний шаг.

– Ну, обойдете вы эти притоны, – сменил тон и тактику Дамиан. Теперь голос его звучал мягко, с легким скепсисом. – Что это даст, прекрасная Линор? Даже если вам скажут, да, у нас бывали такие-то леди, приблизит это нас к Джеймсу и Лауре?

– Живущие там могут рассказать гораздо больше. Люди наблюдательны, особенно когда живут в опасном месте. Поверьте, Дамиан, я неплохо их знаю, я жила среди них какое-то время. Кроме того… я ведь могла прежде видеть призраков, да и сейчас смогла разглядеть Кенло. Как знать, не оставляет ли он следы?

Дамиан неодобрительно покачал головой.

– Мне это не нравится.

– И все же я попробую. А вы лучше отыщите, как нам справиться с Кенло.

– Как прикажете, моя королева! – Дамиан шутливо отдал честь. Глаза его при этом сохраняли то же мрачное, полное неодобрения выражение.

Элинор переборола желание поцеловать его – мальчишку перед сном, как целовала Джеймса. Поднявшись, она кивнула и пошла к дверям. Обернулась.

– Есть у вас пара молитвенников?

Дамиан пожал удивленно плечами.

– Да, полагаю. Где-то в библиотеке.

– Спасибо, – сказала Элинор и вышла.

* * *

Федора поднялась незадолго до рассвета. К этому ее приучили еще в детстве в монастырской школе, где ранние подъемы почитались, кажется, одной из главных добродетелей. «Trop dormir cause mal vêtir» [14], – любила говорить сестра Агнесса, и у нее мудрых изречений было больше, чем в английской книжке для детей. Еще она любила поминать: «Trop rire fait pleurer» [15], – так что веры ей было немного. Привычка, однако же, осталась на всю жизнь.

Федора спустилась на первый этаж, в нижнюю гостиную, распахнула настежь ставни, впуская тусклый свет раннего лондонского утра, и подтащила к окну кресло. Дом потихоньку просыпался, уже заворочались горничные, с часу на час они должны были заняться каминами; повариха, должно быть, уже растопила плиту. Судя по вчерашнему обеду на скорую руку, она посвящала всю жизнь своему искусству. Прыснул в тень потревоженный человеком брауни. Федора поклонилась ему почтительно, села и вытащила из сумки тетрадь для рисунков. Карандашей при себе, как всегда, не оказалось, Федора поморщилась досадливо, встала и выудила из камина несколько тонких крепких угольков.

В несколько линий и штрихов набросала она лицо Элинор Кармайкл, по-своему незаурядное. Едва ли Федора выхватила бы его из толпы, но при близком знакомстве стала находить в изящных чертах нечто необыкновенное. Она и сама затруднялась сказать, что же привлекало в Элинор, но, пожалуй, не отказалась бы написать ее портрет. Рядом вскоре появилось лицо Дамиана Гамильтона, романтического героя. Ровайн Гамильтон, чьи глаза до сих пор так ярко сияли с потемневшего портрета – точно пара звезд. Федоре хотелось изучить этот портрет повнимательнее, избавить его от вековых наслоений грязи и копоти, освободить. Особенно тот, первый, подлинный. Но к нему и прикоснуться было страшно! Ах, честное слово, она не запросила бы дорого за реставрацию столь чудесного портрета, но разве доверили бы ей доску с изображением почтенной и уважаемой родственницы, возможно, первой в роду ведьмы? Сплошная чернота, изгиб трубки –