Ложная девятка. Том девятый - Аристарх Риддер

Бернабеу начинает нервничать. Свист становится громче, но в нём уже слышится тревога.

— Давим! Давим! — орёт Шустер.

На пятьдесят восьмой минуте Мигели выносит мяч из своей штрафной. Мяч у него сваливается с ноги — и Уго Санчес на ударной позиции, метров в четырнадцати. Расстрел почти что.

Удар… Субисаррета в прыжке тянется за мячом… и достаёт! Кончиками пальцев переводит на угловой.

— Андони! — кричу я. — Красавец!

Угловой «Реала». Мичел подаёт. Мяч летит на Санчеса, тот выпрыгивает — Муньос выигрывает верховую борьбу, отбивает головой. Мяч отскакивает к Шустеру.

Бернд принимает, поднимает голову. Видит меня на правом фланге. Длинная передача — точно в ноги.

Я на своей половине поля. Передо мной — только Гордильо. Бежать, Слава! Бежать!

Гордильо пятится, не решаясь вступить в отбор. Боишься? Правильно делаешь!

Резкий рывок вправо — он дёргается туда. Перекладываю мяч на левую, ускоряюсь. Гордильо остаётся за спиной.

Штрафная. Буйо выходит на меня. За спиной топот — кто-то из защитников догоняет. Времени нет.

Удар. Низом. В дальний угол.

Буйо падает, тянется… и не достаёт!

Мяч влетает в сетку!

Один — два!

Я бегу к угловому флажку, ору что-то нечленораздельное. Сзади налетают партнёры — Заваров, Линекер, Муньос. Куча-мала у углового флажка.

Трибуны взрываются свистом и проклятиями. Сто тысяч человек орут что-то злобное, оскорбительное. Стаканы летят на поле. Только из гостевого сектора доносится рёв нескольких сотен каталонских болельщиков.

— Один! — кричит Шустер, показывая палец. — Ещё один!

До конца матча двадцать пять минут.

«Реал» занервничал. Это было видно. Чендо начал фолить откровеннее, Камачо спорил с арбитром по каждому поводу. Уго Санчес раздражённо махал руками на партнёров.

А мы наседали.

На семидесятой минуте Линекер вырвался один на один с Буйо — офсайд. Спорный, очень спорный. Гари в ярости бьёт кулаком по газону.

На семьдесят третьей — Заваров бьёт из-за штрафной, мяч проходит в сантиметрах от штанги.

На семьдесят пятой — я снова прохожу Гордильо, навешиваю на Линекера, тот бьёт головой — Буйо забирает.

Круифф проводит замену. Вместо уставшего Роберто выходит Карраско. Свежие ноги.

А на семьдесят восьмой минуте случается то, чего так боялись фаны Реала.

Шустер получает мяч на подступах к штрафной. Его сразу атакуют двое — Мичел и Македа. Бернд укрывает мяч корпусом, разворачивается, пытается пройти…

И Мичел сбивает его. Грубо, в ноги. Шустер падает.

Свисток. Штрафной. Метров двадцать от ворот, чуть правее центра.

Трибуны свистят. Шустер поднимается, отряхивает футболку. Берёт мяч.

— Я буду бить, — говорит он.

Никто не спорит.

«Реал» выстраивает стенку. Пять человек. Буйо руководит, двигает их влево-вправо. Арбитр отмеряет расстояние.

Бернд ставит мяч. Отходит на три шага. Стадион замирает.

Свисток.

Шустер разбегается. Короткий разбег, удар — мяч летит над стенкой, закручиваясь в дальний угол. Буйо прыгает, вытягивается в идеальную струну…

И не достаёт.

Мяч влетает точно в девятку!

Два — два!

Шустер разворачивается и бежит к центру поля. Лицо каменное. Ни тени эмоций. Просто работа. Мы налетаем на него, пытаемся обнять — он отмахивается.

— Некогда. Ещё один нужен.

Красавчик, понимает, что мы можем и должны их добить.

Трибуны свистят. Злобно, яростно. Но в этом свисте — страх. Они чувствуют, что победа ускользает.

— Десять минут! — кричит Круифф. — Дайте мне хорошие десять минут!

«Реал» бросается вперёд. Им нужна победа — ничья на своём поле после такого первого тайма это позор.

Уго Санчес получает мяч на линии штрафной, бьёт с разворота — Субисаррета тащит.

Бутрагеньо врывается в штрафную, падает от контакта с Мигели — арбитр показывает: играть!

Янкович бьёт издали — мимо.

Мы отбиваемся. Муньос и Шустер перекрывают центр, защитники стоят насмерть. Каждый выигранный мяч — маленькая победа.

Восемьдесят пятая минута.

Угловой у «Реала». Мичел подаёт. Бутрагеньо выпрыгивает выше всех, бьёт головой — Субисаррета в прыжке переводит на угловой.

Ещё один угловой. Снова Мичел. Подача на дальнюю штангу. Васкес бьёт с лёта — мимо!

Трибуны стонут от разочарования.

Восемьдесят седьмая минута.

Муньос перехватывает мяч в центре поля после неточного паса Македы. Отдаёт на Заварова. Саша видит меня справа, пасует.

Я принимаю мяч спиной к чужим воротам. Сразу двое за моей спиной. Чувствую их дыхание на шее.

Ребятки, ну вы чего? Если нужны автографы — подождите до финального свистка. Ложное движение в одну сторону, в другую, а потом разворот — и я врываюсь в открытую калитку между ними. Вот так вот, братцы-кролики.

Ускорение. Сзади кто-то пыхтит, чья-то рука на плече — хорошая попытка, но нет. Вырываюсь — и вот она, штрафная.

Буйо вылетает как на пожар и прыгает мне в ноги. Зря.

Легонечко подсекаю мяч — и он даже как-то лениво, издеваясь над Мадридом, залетает в ворота.

Три — два.

Я падаю на колени. Секунду ничего не слышу — только бешеный стук собственного сердца. А потом на меня обрушивается лавина.

Партнёры. Они повалили меня на газон, орут что-то на испанском, каталанском, английском. Линекер сверху, Заваров сбоку, Шустер где-то придавил мне ногу.

— Гооол! — ору я. — Гоооол!

Секунда тишины. Шок. А потом — взрыв. Свист, проклятия, вой разъярённой толпы. Сто тысяч человек не могут поверить в то, что видят. Только из гостевого сектора летит рёв каталонских фанатов.

Мы поднимаемся. Три минуты компенсированного времени. Нужно удержать.

«Реал» идёт ва-банк. Буйо бежит в нашу штрафную на угловой. Одиннадцать белых футболок в нашей штрафной.

Угловой. Мичел подаёт. Куча-мала у ворот. Кто-то бьёт — штанга! Кто-то добивает — Субисаррета в игре.

Мяч отскакивает к Муньосу. Тот выбивает далеко вперёд.

Финальный свисток.

Три — два. Мы победили.

Я падаю на газон Сантьяго Бернабеу и смотрю в небо. Холодное январское небо над Мадридом.

Мы сделали это. На их поле. Против их ста тысяч. Проигрывая ноль — два.

Мы их сделали.

Рядом падает Заваров. Потом Линекер. Потом Шустер. Мы лежим на траве вражеского стадиона и орём как сумасшедшие.

А вокруг — тишина. Сто тысяч человек молча уходят со стадиона.

И это лучший звук в мире.

Глава 17

Москва встретила середину января внезапной серостью. Снег, выпавший под Новый год, давно превратился в грязную кашу, а новый всё никак не ложился. Небо висело низко, цвета несвежего бинта, оно буквально кричало что до весны ещё целая