Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

коляски из прошлой моей жизни. Плетёная люлька, складной кожаный верх, подвеска на ремённых петлях, колёса с литыми каучуковыми шинами — всё это позволяло катить коляску в одно лицо, хотя, конечно, переносить её по лестнице слугам приходилось вдвоём. Но я же умный и предусмотрительный, поэтому пандусы приделать к уличным лестницам велел ещё в ходе перестройки дома. Коляска, изготовленная для первенца Юрия и Александры Азарьевых, стала ещё более совершенной, но привилегию я оформил уже на третий, доведённый почти что до ума, образец, который мы с Варенькой сейчас и катали по расчищенному от снега двору. Упускать из своих рук обещавшее неплохие доходы дело было бы глупо, и мы с отцом и братом решили, что заводик по выделке колясок отдадим в руки Пахома. Он уже не молод, и самому работать ему не так легко, а так и ему будет доходное дело, и мне денежка капать станет, и всему роду Левских в пользу пойдёт. Пахом, пусть и не член семьи, человек для нас однозначно свой, денег на открытие дела мы ему дадим, потом вернёт, когда разбогатеет, с головой у него всё так же хорошо, как и с руками, так что появится скоро в Москве купец третьей тысячи и заводчик Пахом Еремеевич Загладин.

Общение с женой и сыном, пусть Андрюшенька по большей части сладко спал в коляске, вернуло меня к нормальному душевному состоянию, и возвратившись в кабинет, я уже спокойно и деловито перечитал отлежавшийся текст, внёс в него небольшие правки и отдал секретарю, велев переписать набело и отправить с посыльным Смирнову, да дать посыльному для скорости денег на извозчика. Потом мы с Варей отобедали, и я отправился к дяде Андрею.

— Странно, Алексей, что ты этого не знал, — мягко попенял мне дядя, — но господин Смирнов не только книги печатает да газеты с журналами. Лет восемь тому назад открыл он Русское телеграфное агентство. Его агенты сидят и по всему Царству Русскому, и во всех странах, куда телеграф проложен, и присылают оттуда свежие новости. Он эти новости и в своих газетах печатает, и другим нашим газетчикам продаёт.

— Я, дядя Андрей, восемь лет назад вообще-то в Мюнхене обретался, — напомнил я.

— Обретался, — согласился дядя. — Да только сейчас-то ты не в Мюнхене, и со Смирновым видишься часто, мог бы и знать.

Мне оставалось виновато развести руками. Что же, вопрос о скорости, с которой к Смирнову поступило известие из Мюнхена, дядя закрыл, но вот откуда всё-таки Смирнов знал те подробности моей жизни, о коих у меня с ним разговора не было, оставалось пока непрояснённым.

— Ну, Алексей, что ты в Мюнхене учился, то ни для кого в свете не секрет, — дядя даже плечами пожал, не желая принимать такую мою непонятливость. — Пусть Иван Фёдорович и не дворянин даже, человек он в Москве всё не последний, так что тоже слышать мог. Впрочем, университет университетом, а что ты с Левенгауптом личное знакомство водил, а не просто на лекциях его штаны просиживал, это уже мало кто знает… Я пока что ума не приложу, у кого бы поспрашивать, но постараюсь. Да, постараюсь и как только что-то разузнаю, сразу тебя извещу, — задумчиво закончил он.

Такой подход понравился мне уже больше. Мы ещё поговорили с дядей о моих заводских делах, о наших делах оружейных, выпили по чарочке да легко закусили, на том я и откланялся.

Не прошло и седмицы, как я угощал в ресторации «Полная чаша» некоего господина Лямцева, столоначальника Московской городской управы. Выпить, закусить и покушать господин Лямцев оказался большим умельцем, сам я употребил за разделённым с ним столом куда меньше и яств, и напитков.

— Видите ли, ваше сиятельство, — тихо говорил Лямцев, — что господин Смирнов всегда прилагает усилия к прояснению жизненных обстоятельств лиц, с коими имеет дело, знают многие. Но вот как ему такое удаётся, в точности не знает никто. Однако же мне доподлинно известен случай, когда к некоему, поверьте, довольно значительному лицу, пытавшемуся в свою очередь узнать кое-что о господине Смирнове, пришли с Никитникова и дружески посоветовали умерить любопытство. Я, ваше сиятельство, имею определённые обязательства перед персонами, кои попросили меня сюда прийти, и понимаю, что неосмотрительно было бы с моей стороны просить ваше сиятельство делать вид, будто вы ничего сейчас не услышали, однако же со всею почтительностью прошу ваше сиятельство не разглашать, что не слышали вы это именно от меня.

Трапезу мы закончили в молчании, под десерт поговорили о чём-то отвлечённом и расстались. Что ж, пусть Лямцев сказал мне всего ничего, главное я от него услышал. Или не услышал, выражаясь его же словами. В неприметном Никитникове переулке, который и найдёшь-то не сразу, если не знаешь, где искать, располагается Палата тайных дел. И именно оттуда кому-то, как не особо изящно пошутил Лямцев, дружески посоветовали умерить любопытство в отношении Ивана Фёдоровича. И что, спрашивается, могло бы связывать Смирнова с тайным ведомством?

Впрочем, подумав получше, я признал, что такую связь вряд ли можно посчитать противоестественной. В самом же деле, информация, на которой сидит господин Смирнов, и тайна, которую оберегают люди князя Свирского, это две стороны одной медали. И не медали даже, а скорее монеты, поскольку и знания, и тайны дают такие же возможности, как и деньги. Более того, здешний мир развивается сходным образом с тем, который я десять лет назад оставил, а значит, сила знаний и тайн будет только возрастать.

От общих закономерностей я перешёл к частному вопросу, непосредственно касающемуся меня, любимого. Исключать вероятность того, что Смирнов оказывал некие услуги Палате тайных дел, вовсе не следовало. Более того, такие услуги он оказывает наверняка и до сих пор, и будет оказывать их в дальнейшем. Ну и почему бы тогда подчинённым князя Свирского не оплачивать помощь Ивана Фёдоровича в их нелёгкой службе той же монетой, делясь со здешним медиа-магнатом, как обозвали бы господина Смирнова в бывшем моём мире, некоторыми подробностями из жизни людей, имеющих с ним дела? Вполне себе взаимовыгодный обмен интересующими друг друга сведениями…

Кто другой на том бы и успокоился. Успокоился и я, но в той лишь части, что касалась меня. Зато мне вдруг стало жутко интересно, как мой издатель, что называется, дошёл до жизни такой. Конечно, тут особых секретов могло и не быть, и дядя Андрей, обратись я с этим к нему, мне бы наверняка посодействовал,