Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

недостроенный дом в Волховском переулке, и в мае, как только Смирнов расплатится со мною за «Волшебника Изумрудного города», начну приводить будущее семейное гнездо в устраивающее меня состояние. Вителли рекомендовал мне архитектора Клингофера, тот уже на будущей седмице должен представить мне проект, посмотрю, как он собирается воплотить в жизнь мои пожелания.

Но это всё начнётся, как только полностью вступит в свои права весна, а сейчас она только-только занялась, и мы с царём (да-да, опять моё чувство собственного величия подогревалось этим «мы с царём») не особо и мёрзли, гуляя всё в том же саду за Большим Кремлёвским дворцом, что и в прошлый раз. Беседу государь начал с моей записки о стандартах, то есть просто с упоминания о том, что она сейчас находится на рассмотрении созданного ради такого случая особого совещания, в коем заседают чины Промышленной палаты, Палаты мер и весов, Военной и Военно-морской палат, Торговой палаты и Палаты государева надзора, и вызовет он меня по этому вопросу отдельно, затем осчастливил известием, что близок к решению вопрос с обучением артефакторов по моей методе, и перешёл к дактилоскопии, пожелав услышать от меня подробности. Я более-менее обстоятельно пересказал отчёт Василькова о его исследованиях,

— Значит, теперь любого вора изобличить можно будет по этим отпечаткам?

— Да, государь, по крайней мере, в ближайшие лет пятнадцать, — рисовать царю слишком уж блестящие перспективы я не решился.

— Лет пятнадцать?! — царь недоверчиво глянул на меня. — А потом что?

— Потом воры и душегубы начнут надевать на дело перчатки, — пожал я плечами. — Ещё лет через двадцать в перчатках станут орудовать почти все они. Придётся изобретать что-то другое.

— Опять, стало быть, гонку вооружений затеял? — нахмурился царь.

— Опять, государь, — повинился я. — Но любое новшество ею оборачивается, и всегда так было. Просто сейчас такая гонка идёт быстрее.

— Ты, Левской, откуда взялся-то, такой умный? — государь опять изволил шутить, но мне от его юмора стало как-то зябко. Вот не хватало ещё спалиться со своим попаданством…

— Да откуда и все, государь, — рискнул я отшутиться. Получилось, похоже, удачно. Царь хохотал пусть и не особо долго, но громко и от души.

—Молодец, Левской, за словом в карман не лезешь, — похвалил меня царь, отсмеявшись. — Вот только врёшь ты царю своему и даже не краснеешь, — у меня по коже побежали мурашки. — Ежели бы все, кто оттуда берутся, такими были… — заканчивать фразу государь не стал, но и от этих его слов у меня отлегло от сердца. Поклониться с почтением я тоже не забыл.

Нет, вот что хотите, думайте, но какие-то особые виды на меня у Фёдора Васильевича имеются. А вот интересно, кстати, что у нашего государя с одарённостью? Я, конечно, не ополоумевший смертник-самоучка, чтобы о том спрашивать даже не самого царя, а вообще хоть кого-либо, но, повторюсь, интересно…

— Василькову скажи, чтобы с подачей прошения в Палату новшеств и привилегий да с печатанием труда своего не затягивал, — вернулся царь к дактилоскопии, — а то мне ему орден пожаловать пока и не за что. Тебя бы, Левской, по справедливости тоже наградить стоило, но ты ж скромный, ты ж за спину Василькова спрятался. Ладно, не хочешь по справедливости, получишь по уму. Завод твой когда выделку артефактов начнёт? — царь резко сменил тему, не давая мне задуматься, что тут могло бы стать той самой наградой по уму.

— Осенью, государь, — склонив голову, ответил я. — Через месяц только строить начинаем.

— Вот тогда и поговорим, ежели ранее надобности не появится, — загадочно усмехнулся царь.

…Чем больше удалялся я от Кремля и приближался к дому, тем отчётливее предвидение подсказывало, что ждёт меня дома нечто особенное. У меня имелось сразу несколько вариантов, чем бы это могло оказаться, но я так и не смог выбрать из них тот, при мысли о котором предвидение радостно закричало бы: «Вот оно!». Какие-то проблески соображения появились лишь когда я заметил какое-то особенно доброе и светлое настроение, которым лучилась Варенька, но именно что проблески. Но вот когда я стал приближаться к Варварушке с желанием устроить нам очередной праздник любви, она неожиданно ловко уклонилась.

— Не надо, Алёшенька, — почти пропела она. — Теперь долго не надо… Я непраздна. [1]

Не знаю, показалось мне или нет, но, кажется, предвидение тихонько так захихикало…

[1] Беременна (применительно к женщине благородного сословия)

Михаил Кязмин

На своём месте

Пролог

— Ну что, Алексей Филиппович, с юбилеем! — я с лёгким звяканьем приложил к зеркалу серебряную чарку и мы с моим отражением лихо махнули можжевеловой водки. Повод для распития горячительного был столь знаменательным, что я тут же налил вторую, мы снова выпили и лишь тогда закусили ветчиной.

Да, повод, так уж повод… Сегодня у нас двадцатое февраля года от Рождества Христова одна тысяча восемьсот двадцать восьмого, стало быть, ровно десять лет исполнилось с того дня, как я открыл свои глаза в этом, теперь уже моём родном, мире. В прошлом году у меня тоже был юбилей — двадцать пять годков исполнилось молодому крепкому телу, что я ежедневно имею удовольствие видеть в зеркале, а сегодня вот уже десять лет живущей в нём новой душе, вобравшей в себя и прежнего Алёшу Левского, и того, кто умер в совсем другом мире…

Скажу без ложной скромности — к юбилею я подошёл далеко не с пустыми руками. На момент начала моей новой жизни я был всего лишь гимназистом выпускного седьмого класса, а теперь я видный изобретатель, успешный и богатый заводчик, доктор магии, а с недавних пор ещё и приват-доцент [1] Московского университета, господа профессора Маевский и Долотов уговорили меня время от времени проводить со студентами семинары и практикумы по артефакторике. Ещё я известный среди читающей публики писатель, правда, эта моя известность ограничена тем, что наиболее успешные мои книги выходят под вымышленным именем, а под моим собственным вышел лишь сборник небольших рассказов.

Особенно радовало, что вся эта бурная деятельность не осталась без должного воздания, и я со сдержанной гордостью ношу ордена Святого Георгия и Михаила Архангела четвёртых степеней, Невский крест заслуг с мечами, рыцарский крест Ордена заслуг баварской короны, серебряную Николаевскую медаль, а в моём кабинете висит на стене ещё и наградная сабля