Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн

— Просто больше не пытайся драться со мной. Проще будет выстрелить мне в спину.

— Вот как!

— Да, а пока ты не решишь застрелить меня, тебе придется мириться с моим лидерством. Впрочем, можем устроить выборы.

— Ты согласен на это?

— Мне ничего другого не остается. Возможно, группа предпочтет тебя. Твоя мать — уж точно, да, пожалуй, и твоя сестра тоже. А вот что касается мнения Барбары и Джо — тут ничего нельзя сказать наверняка.

— А как же ты, отец?

— Лучше я не буду отвечать тебе на этот вопрос: я ничего тебе не должен. Но надеюсь, что до тех пор, пока ты не решишь устроить перевыборы, ты будешь сознательно подчиняться мне так же, как делал это, дав клятву.

— Ну ты и сказанул! Сознательно подчиняться! Надо же!

— В нашем положении иначе быть не может. Я просто не в состоянии подавлять мятеж каждые несколько часов, — а их с твоей стороны было уже два, — да и твоя мать страдает отсутствием дисциплины. В подобных условиях не может действовать ни один руководитель. Поэтому я могу принять от тебя только сознательное подчинение. Оно включает в себя и невмешательство с твоей стороны в то, что ты назвал «издевательством».

— Но послушай, ведь я же сказал тебе, что я…

— Тихо! Если ты сам не решишь, как вести себя в подобных условиях, то самый лучший выход для тебя — выстрелить мне в спину. И не думай взять меня голыми руками или дать возможность выстрелить первым. В следующий раз, Дьюк, если я замечу угрозу с твоей стороны, я убью тебя. Если смогу. Но один из нас наверняка будет мертв.

Некоторое время они шли молча. Мистер Фарнхэм так и не обернулся. Наконец Дьюк спросил:

— Отец, скажи же, ради Бога, почему ты не можешь руководить демократично? Я вовсе не собираюсь захватывать власть, я просто хочу, чтобы все было честно.

— Да, ты не хочешь власти. Ты просто хочешь быть пассажиром на заднем сиденье, который указывает водителю, куда ему ехать.

— Чепуха! Я хочу, чтобы все было демократично.

— Неужели? Следовательно, нам придется устраивать голосование по вопросу о том, должна ли Грейс работать наравне со всеми и имеет ли она право накачиваться ликером? А как нам вести заседание? Может быть, попробуем процессуальный кодекс Роберта? А удалять ее из зала во время дебатов будем или нет? Может, ей следует остаться и защищать себя от обвинений в лености и пьянстве? Значит, ты согласен подвергнуть родную мать такому позору?

— Не говори глупостей!

— Я просто пытаюсь выяснить для себя, что ты подразумеваешь под демократичностью. Если ты понимаешь ее как постановку любого вопроса на голосование — ладно, готов помочь тебе попробовать, разумеется, если ты сам будешь подчиняться любому решению большинства. Пожалуйста, становись главой группы. Я устал от ответственности и знаю, что Джо тоже не очень доволен ролью моего заместителя.

— Не понимаю, какое отношение имеет Джо ко всему этому.

— А я думал, ты собираешься быть демократичным.

— Да, но ведь он…

— Кто же он, Дьюк? Ниггер? Или просто слуга?

— Ты любишь все вывернуть наизнанку.

— Это потому, что у тебя бредовые идеи. Ты призываешь к формальной демократии — процессуальному кодексу, прениям, тайному голосованию — всему этому идиотизму. Я совершенно искренне желаю, чтобы тебе удалось вынести мне вотум недоверия. Как ты не понимаешь! То, что мы имеем, и есть самая настоящая демократия.

— Вот как?

— Я действую в интересах и от имени большинства — четверых против двоих. Так мне, по крайней мере, кажется. Но этого недостаточно. Мне необходимо абсолютное большинство, я не могу бесконечно пререкаться с меньшинством. Я имею в виду тебя и твою мать. И я хочу, чтобы нас стало пятеро против одного еще до того, как мы вернемся в убежище. Я жду от тебя заверений в том, что ты не будешь вмешиваться в мои попытки заставить, принудить, пусть даже путем «издевательств», твою мать принять на свои плечи равную долю нашего общего груза, — это в том случае, если ты не намерен бороться за лидерство.

— И ты хочешь, чтобы я согласился на такое?

— Я настоятельно советую тебе это сделать. Или сознательное подчинение с твоей стороны… или при следующем столкновении один из нас простится с жизнью. Учти, я ни словом, ни жестом не стану предупреждать тебя. Вот поэтому-то наилучший для тебя выход — застрелить меня.

— Перестань болтать чепуху! Ты же прекрасно знаешь, что я никогда не выстрелю тебе в спину!

— Ах, вот как?! Тогда мне придется застрелить тебя при малейшем намеке на неповиновение. Но вот что я хотел бы тебе сказать: если ты найдешь невозможным для себя сознательно подчиняться мне, если ты поймешь, что не в состоянии заменить меня, если у тебя не хватит духу пойти на ссору со мной, ссору, в которой один из нас точно будет убит, то и тогда у тебя остается все же выход.

— Какой же?

— Как только захочешь, можешь уйти. Я дам тебе ружье, патроны, соль, спички, нож и все, что ты посчитаешь необходимым. Хоть ты этого и не заслуживаешь, но я не могу позволить тебе уйти ни с чем. Дьюк зло рассмеялся.

— Предоставляешь мне возможность сыграть роль Робинзона Крузо, а всех женщин оставляешь себе?

— Отчего же? Всякий, кто захочет уйти с тобой, свободен. Со своей законной и равной с остальными долей всего, что у нас есть. Можешь взять с собой всех трех женщин, если, конечно, тебе удастся увлечь их своей идеей.

— Что ж, я подумаю.

— Подумай, подумай. А пока умерь немного свой пыл и постарайся увеличить свои шансы на победу в «демократических» выборах, не забывая в то же время об осторожности и стараясь не противоречить мне, чтобы не схватиться со мной раньше, чем ты будешь готов к этому. Я честно предупреждаю тебя. Тем более, что мое терпение кончилось, — ты выбил мне зуб.

— Прости, я не хотел.

— Когда ты бил, этого не чувствовалось. Вот и убежище, так что можешь начинать «сознательно подчиняться» с того, что сделаешь вид, будто мы прекрасно провели время.

— Слушай, отец, если ты еще раз…

— Заткнись! Я устал от тебя.

Когда они подошли к убежищу совсем близко, их заметила Карен и радостно закричала. Из туннеля тут же вылезли Джо и Барбара. Карен помахала лопатой:

— Посмотрите, что я уже сделала!

Она соорудила туалеты по обе стороны от убежища. Каркасы их составляли щиты, сбитые из стволов молоденьких деревьев и обшитые листами картона от