День Благодарения - Илья Витальевич Горячев

– Да – да. Абсолютно добровольно. В обмен за ментальные ресурсы эти получают постоянную стимуляцию центра удовольствия в мозгу. Они все довольны, потому что парят в море блаженства круглые сутки. Окружающий мир и условия жизни волнуют их минимально. Даже “Ecofood” – кормёшку прямо сюда доставляют, в центр распределения. Эти не пойдут – умрут от истощения скорее, им это просто не нужно. Главное, их не задевать. В случае угрозы одному, даже мнимой, они нападают все вместе, ну как зомби из старых фильмов. Это прошитая опция защиты контура, в ином случае батарейка была бы уж очень недолговечной, – Флеш искоса глянула, как её объяснения воспринял Олаф, он был явно удивлён, – сразу видно, что ты никогда не жил с этой стороны, в городе, я имею в виду. Элементарных вещей не знаешь, беззащитен, как ребёнок.

– Зачем им это?

– Безопасность, ощущение самодостаточности, полное отсутствие тревог плюс постоянный непреходящий кайф и без последствий. Выжить в таком мире, – она слегка дёрнула подбородком, указывая на окрестности, – с незамутнённым сознанием практически невозможно. В определённой ситуации от такого предложения – сделать себе чик-чик – почти невозможно отказаться.

– Угу… Но жизнь насекомых меня никогда не занимала, не могу нащупать эмпатию внутри себя, – и добавил, ещё раз оглянувшись, – всё же очень неуютно чувствовать себя безоружным в окружении этих…

Из-за угла показалось массивное облезлое здание – в прошлом гигантский жилой комплекс. На когда-то роскошном указателе болтались осиротевшие без подсветки и фонтанов буквы – «Харбор Пойнт». Послышался лай потревоженной стаи дворняг, устроившихся где-то под стенами комплекса.

– Безлюдно, на первый взгляд, – тихо произнёс Олаф, – раз псы на нас среагировали.

– Нам сюда, – Флеш ткнула пальцем в сторону вестибюля без дверей. Внутри пустые створки давным-давно выгоревших лифтов. В пустующих шахтах гуляет ветер. Чёрные от копоти стены пожарной лестницы всем своим видом не советовали к ним прижиматься или, хотя бы, ненароком задевать. – Нам невысоко, третий этаж, – девушка сверилась с навигатором на запястье, – и не удивляйся, нас ждут.

Олаф в ответ лишь пожал плечами. «Тебе сегодня виднее», – говорил он всем видом.

Преодолев три лестничных пролёта, они свернули в пустой коридор без признаков жизни. Флеш легонько толкнула дверь с номером 137, та оказалась незапертой и без единого звука открылась. Олаф стянул с носа надоевшие тёмные очки, сбросил капюшон и вошёл внутрь первым. Быстро оглядевшись, он в два шага преодолел скромный холл и заглянул в комнату. Флеш бесшумно встала за его спиной. В полутёмном помещении было практически пусто. Только на стене, рядом с заколоченным фанерой окном, выступал вырезанный из дерева крест футов четырёх в высоту. Перед ним склонилась фигура в бурой сутане из грубого сукна. Олаф даже не сразу опознал в этой неподвижной тени живого человека. Стоявший на коленях, не оборачиваясь, поднял морщинистую, тонкую руку, показывая, что слышит вошедших. На удивление, в этом жесте чувствовалась уверенность и властность. Гости замерли в нерешительности. Через минуту незнакомец с ужасным хрустом поднялся на ноги. Он был бос. Поправил толстую верёвку, которой был подпоясан, и взглянул на вошедших пронзительным, рентгеновским взглядом. Это был сухой и абсолютно лысый человек, на его вытянутом черепе не было ни единого волоска, даже брови у него полностью отсутствовали, что придавало и так своеобразному виду эффект потусторонней ирреальности.

– Ждал вас, молодые люди, – его голос, казалось, был соткан из одного хрипа, как будто говорила радиопомеха.

– Так вы священник? Странное же место для жизни вы выбрали. – Олаф сказал первое, что пришло в голову, а потому неуверенно покосился на Флеш.

Та на миг широко раскрыла глаза.

«Ну а что, вопрос вполне естественный», – читалось в её глазах.

– Скорее монах, – он перебирал горошины чёток длинными тонкими пальцами, – некоторые называют меня Проводник. Что же касается этой обители, – он обвёл комнату широким рукавом, полностью скрывавшим руку, – когда-то очищать больных от скверны в лепрозории было высочайшей милостью Божьей, а стигматы – желанной наградой. Но не будем терять времени. Шивон просит вас поторопиться, – он резко развернулся и шагнул прямо в стену, буквально растворившись в ней.

– Экран, – со знанием дела сказала Флеш, – отличная маскировка, – и последовала за ним.

Олаф сперва попробовал поле ладонями, почувствовал кончиками пальцев его лёгкое покалывание, вибрирующее напряжение и, наконец, решившись, тоже шагнул вовнутрь.

Следующее помещение разительно отличалось от предыдущего – оно было залито ровным светом, вдоль стен стояли столики с аппаратурой, там всё моргало и шумело кулерами, а у дальней стены расположился своеобразный пункт управления полётами – глубокое кресло, облепленное мониторами разных размеров и кейбордами на подлокотниках, из которого можно было не вылезать сутками напролёт. В центре же комнаты стоял стол наподобие хирургического, где под прозрачным колпаком лежала женщина, подключённая к системе жизнеобеспечения. Шивон была точной копией, точнее оригиналом, себя на экране, быть может, лишь самую малость старше.

– Шивон говорит, что вы знаете, что делать, Флеш, вам нужен во-от этот порт – Проповедник указал на один из стеллажей.

Девушка быстро кивнула в ответ, отстегнула плоский рюкзак, закреплённый у неё прямо на спине под безразмерной несуразной кофтой, открыла его и уселась прямо на пол, скрестив ноги по-турецки. Внутри рюкзака был лэптоп и стальной противоударный тубус – внешний хард для экстра-крупных массивов данных. Она воткнула толстый кабель в указанный разъём и принялась колдовать над клавиатурой.

– Как вы общаетесь с Шивон, – спросил Олаф, чтобы прервать повисшую тишину, – наушника в ухе у вас не видно.

Проповедник провёл пальцем по небольшому шраму у себя за ухом:

– Сейчас я вместе с ней и держу её за руку. Она очень боится – опасается, как пройдёт перемещение.

– Вы одновременно…

– Именно так – в двух мирах сущий.

– Не знал, что это возможно, – в глазах Олафа читалось лёгкое недоверие, – думал, городские легенды.

– Практически невозможно, – кивнул монах, – большинство подопытных через непродолжительный срок сходили с ума. Поэтому сейчас подобные нейрочипы вживляют крайне редко – только тем людям при смерти, чьё сознание по тем или иным медицинским причинам невозможно оцифровать и переместить на искусственный носитель без инвазивного вмешательства. Отдельная история эти техно-вуду, но они не вшивают чип, а просто формируют в мозгу адепта нейропорт, то есть они чередуют, а не совмещают жизнь в разных мирах и их подключение сугубо стационарно.

– А как же…

– Те, внизу? На улицах? О, это совсем другой случай. Куда более простая технология – небольшая дырочка в черепе, и кружево из электродов