Не надо, папа! - Эпсилон Тукана

****

Из закрученного выроста в речку лился водопад — это отсюда доносился шум воды. Наруто закатал рукава куртки и отмыл ладони. Подумал, сполоснул лицо. Немного попил.

Все было настоящим. Он пытался щипать себя, но боль тоже была реальной.

Наруто вздохнул. Реалистичность — не показатель. В гендзюцу Сарады тоже все было настоящим, не отличить. Потому и разобраться в том, что вокруг — реальность или иллюзия, сейчас было крайне сложно.

Он пробовал рассеивать гендзюцу, но против шарингана простая пауза в токе чакры не работала.

Наруто в ярости ударил кулаком по вертикальному полупрозрачному столбику водопада.

Может, это не гендзюцу Сарады, а гендзюцу врага?

Он нервничал с каждой минутой все больше.

На деревню напали. Точно ведь напали.

Все в опасности… Сарада… А я как…

Он выхватил из подсумка кунай и хотел ранить себя в руку, но вдруг остановился. По мышцам прокатился морозец, и кунай едва не вывалился из ослабевшей руки.

Наруто вдруг вспомнил Сараду, продырявившую себе руку кухонным ножом. Боль — отличный способ прервать гендзюцу. Не это ли она пыталась сделать, потерявшаяся в собственной памяти, тогда как он считал ее сумасшедшей?

Ч-черт…

Наруто со злостью запустил кунай куда-то в сторону, напитав его чакрой ветра — это получалось уже автоматически. Кунай сверкнул и срезал толстый черенок листа. В нос ударило насыщенным острым запахом сока, а подрезанный гигантский лист с шорохом свалился на землю.

Наруто вздохнул.

Он двинулся дальше, смутно осознавая, что это все-таки не гендзюцу — это джикукан ниндзюцу. Он переместился черт-те куда.

Может, это Мадара? Он владеет пространственной техникой. Что, если это он меня схватил, пока я не заметил?

Что-то тяжелое и мягкое шлепнулось ему на голову и стекло на плечо. Наруто заорал и скинул с себя холодный склизкий студень. Студень оказался прозрачным слизнем. Поворочавшись в травке, слизень стал уползать прочь, а Наруто все не мог избавиться от ощущения, что длинные полупрозрачные рожки слизня поглядывают на него с укоризной за такое грубое обращение.

Ему продолжали встречаться дремлющие на листах жабы, а он шел и шел, и не было конца этому странному месту.

— Наруто-о! — прокатился в воздухе знакомый голос.

— А?

Он остановился, пытаясь вспомнить, кому этот голос принадлежит. Солнце заслонило рыжее брюхо, и с неба свалилась крупная жаба. От ее мощного приземления задрожала земля.

— Г-гамак-кичи? — выдавил Наруто.

— Наконец я нашел тебя.

— Гамакичи, где я?! — заорал Наруто.

— На горе Мёбоку.

— Горе… Мё… Как я сюда попал, даттэбайо?!

— Я призвал тебя сюда! — объяснил Гамакичи, растягивая рот в широкой беззубой улыбке.

— З-зачем? Что это за место?

— Это — страна жаб. И… э-э… В общем. Идем. Оогама Сэннин видел о тебе сон. И не только. Ему что-то плохо, но… в общем… тебя он тоже хотел видеть.

— Почему сейчас? — с тревогой спросил Наруто. — В Конохе что-то происходит. Я чувствую, что-то нехорошее. На нас напали. Я… я должен быть там. Потом поговорю с этим твоим Оогама Сэннином! Отправь меня обратно, ттэбайо!

— Не могу, — уперся Гамакичи.

— Что значит «не могу»?!

— Значит, «не могу».

Наруто осатанел и забарабанил кулаками в упругое жабье брюшко.

— Эй ты, живо верни меня назад, как призвал! Сейчас же! Слышишь?!

— Но, Наруто, как я могу призвать тебя туда, если я здесь?

Наруто перестал его бить и растерялся.

— Не знаю… Но… как мне тогда вернуться?

— Идем со мной, — раздраженно сказал Гамакичи. — Потом разберемся с остальным!

— Эй! Что значит «потом разберемся»?! Мне надо в Коноху! Там Сарада и ребята!

Гамакичи развернулся к нему задом и гигантским прыжком махнул куда-то в сторону слепящего солнца.

— А ну стой! Гамакичи!

Наруто прыгнул на пружинистый лист и погнался за ним следом.

****

Великий Жабий Мудрец развалился на своем троне. Его яркая раскраска за годы выцвела и стала блеклой, кожа была покрыта уродливыми бородавками, веки пошли морщинами. В зале, где он восседал, стоял странный запах, которому Наруто при всем желании не мог бы дать описания, но, кажется, этот самый запах исходил от Мудреца — запах старой жабы.

Старая жаба тихо постанывала и дергалась. Сомкнутые веки дрожали, но все никак не раскрывались. Вокруг его крупного тела суетились жабы поменьше и прикладывали к бледно-розовой бородавчатой коже смятые пахучие листья, добавляющие влажному воздуху запахов свежих пряностей. Наверное, эти листья были целебными и могли согнать разбившую старческое жабье тело лихорадку.

— Как он? — обеспокоено спросил Гамакичи.

— Кири-кири, кири-кири… — ответила голубая жаба, натирающая листочком морщинистую шею Мудреца.

Наруто на миг стало стыдно. Он ругался на Гамакичи и не хотел идти к Оогама Сэннину, полагая, что деревня находится в куда более тяжелом состоянии, чем старая жаба. Пожалуй, он ошибался.

— Оогама Сэннин, — позвал Гамакичи.

Мудрец попытался шевельнуть веками, разомкнул иссохшие морщинистые губы и издал тихий стон.

Гамакичи переминался с лапы на лапу.

— К вам пришел Наруто. На-ру-то!

Старая жаба перестала нервно вздрагивать и все-таки раскрыла веки. На Наруто уставились потускневшие глаза с типично жабьими зрачками. Прошло порядком времени, прежде чем Мудрец, вдоволь насмотревшись на него, сказал:

— Ты кто?

У Наруто завис мозг.

Серьезно? Гамакичи же сказал ему!

— Это Наруто. На-ру-то.

Мудрец выждал еще с пару минут. Наруто был уверен, что за эти пару минут великая жаба снова все позабудет, но Мудрец неожиданно улыбнулся.

— А… Наруто-чан! Я рад, что ты пришел.

— Ты… ты в порядке? — проронил Наруто.

Он не мог избавиться от ощущения, что гигантская жаба-Мудрец сейчас испустит дух у него на глазах и растечется по трону бесформенной бледно-розовой жижей.

— Ткань времени волнуется, — пожаловался Мудрец таким тоном, будто Наруто мог это исправить и избавить его от дискомфорта.

— Ткань… времени?

— Оогама Сэннин может видеть будущее, — шепнул Гамачики.

— А! — Наруто почесал затылок, вспоминая болтовню Сарады о другой жизни, другой девушке и детях. — Ну да… бывает.

Он нервно хохотнул.

— Тебе смешно, Наруто-чан, потому что ты не представляешь бремени пророка. Волны создают лишние перекрестки. Лишние перекрестки сводят с ума.

Наруто с трудом понимал, о чем толкует Мудрец, но каждое слово старой жабы