Легавый - Михей Абевега

Уводить Демьяна в дом, чтоб там с ним пообщаться без лишних свидетелей, мы не стали — не государственные тайны выведывать собрались. Усадили дрожащего бедолагу прямо на веранде, благо стульев свободных вокруг стола в избытке имелось. Тут хоть воздух свежий, да и тётки его поблизости расселись, всё поспокойнее парню будет. А то окончательно поедет от страха кукухой, и какой потом из него рассказчик? Только Игнатия, что наверняка после язык за зубами удержать не сможет, услали прочь. Отправили баню готовить.

— Ну, давай, — придвинув стул, сел я рядом, — рассказывай, в чём ты там не виноват?

— Да не утаивай, смотри, ничего, — поддакнул мне Тимонилино. — Мы тебе не враги.

Останин поднял голову и испугано взглянул на орка, который навис над нами, старательно изображая на лице добродушную улыбку.

Да, блин, хреновая из Тимона Джоконда. Честно говоря, мне и самому каждый раз не по себе становилось при виде этой стоматологической пародии на пилораму. Что уж про бедного Демьяна говорить. Тот и вовсе струхнул, поскорее взгляд отвёл, голову в плечи втянул и подбородком мелко затряс. Оставалось надеяться, что не совсем дар речи потерял.

Похоже, процесс пойдёт сложнее, чем я рассчитывал.

— Демьян, — вздохнул я обречённо и непроизвольно покривился, — ты хотел нам что-то рассказать.

Парень хаотично замотал головой. Так, что и непонятно было, ответ это «да» или «нет».

— Господа, — обратился к нам с орком Холмов, — позвольте я побеседую с молодым человеком. Вы ведь, Демьян Фролович, не против будете спокойной и мирной беседы? — и повернулся Шарап к Стешке, — Красавица, подай-ка водицы барину. А вы, Демьян Фролович, испейте да успокойтесь.

Да и правда, куда я полез, строя из себя следователя? У инспектора-то, всяко разно, опыта побольше моего будет, пусть он и допрашивает. А я уж в сторонке как-нибудь.

Стешка, смущённо зардевшаяся от неожиданного комплимента столичного гостя, кинулась наполнять стакан. Я же погрозил пальцем Демьяну, вышел из-за стола и, ухватив Тимонилино за рукав, оттащил его на пару шагов в сторону. Игра в доброго-злого полицейского вышла на славу без какой-либо заблаговременной договорённости и без всяких усилий с нашей стороны, совершенно случайно.

— Демьян Фролович, — продолжил тем временем Холмов, — нам стало известно, что водили вы дружбу с Валентином Тухваталиным. Ведь так?

— Так, — кивнул парень. Вроде только чуть успокоился, но тут же вскинулся и затараторил возбуждённо, периодически поглядывая на Елену Романовну, словно оправдываясь перед ней и ища поддержки: — Это не я, это всё Валька и зазноба евоная. Это он по Польке сох и таскался за ней, как на привязи. Он и меня с собой потянул. А я не хотел, мне эта Полька сразу сильно не по нраву пришлась. Недобрая она и с придурью. От таких подальше держаться надобно. Да Валька уговоров моих не слушал, себе на уме был.

— И куда именно Тухваталин вас потянул? — Холмов решил направить словесный поток парня в нужное русло.

— В общество новое тайное. Странное, неправильное. Но Полька сказала Вальке, что с ним будет, только если он новому господину присягнёт, коему она свою судьбу уже всецело вверила. Валька, дурак, и повёлся на обещание. И меня с собой потянул, чтоб не страшно было. Да только мы и вдвоём страху столько натерпелись, что и не высказать.

— Про страх чуть позже, — оборвал Демьяна инспектор. — Где сие общество тайное собиралось, припомнить сможете?

— Смогу, — закивал тот. — В заброшенном доходном доме купца Игнатова.

Холмов кинул на меня быстрый взгляд. Я кивнул. Помнил, что здание склада, в котором нашли Милану Лебедеву, тоже этому товарищу разорившемуся раньше принадлежал. Непонятно только пока, что из этого следовало. Но всё же очевидно, что какая-то связь между этими фактами имелась.

— Вы там были? — продолжил инспектор допрос. — С кем встречались?

— Были. Полька нас туда привела, чтобы новому кумиру своему представить. Ночью уж совсем привела, по темноте. В комнату большую затащила, а там свечей полно, по полу расставленных да на стенах развешанных. Но только свечи те слабые и, всё едино, темно в комнате той и жутко было. Дымом ещё пахло. Но не от свечей. Другим чем-то, неведомым, пахло. И люди какие-то у стены дальней стояли и песни пели. Не столько, правда, пели, сколько завывали. Заунывно так, аж до печёнок пробирало. А слов-то и не разобрать вовсе, ибо всё не по-нашенски пели.

— Много людей? — поинтересовался Холмов. — Опознать их при оказии сможете?

— Нет, — Останин замотал головой, — трое всего. И все в хламидах тёмных, что с головой их скрывают. Стоят, качаются и воют, со свечками в руках, но лиц всё одно не разглядеть.