Воронцов. Перезагрузка. Книга 4 - Ник Тарасов

Я послал Митяя к Степану, чтобы тот запряг три лошади, чтобы верхом съездить к лесопилке и посмотреть, что там с опорой, как вообще дела. Митяй накинул на плечи кафтан и быстро вышел, а я тем временем стал собираться.

Через четверть часа во дворе послышалось конское ржание. Я выглянул в окно — Митяй и Степан привели трёх лошадей, уже осёдланных и готовых к поездке. К моему удивлению, с ними был и Семён, уже в армаке и сапогах.

— А ты куда собрался? — спросил я его, выходя на крыльцо.

— Да как же, Егор Андреевич, — ответил Семён, поправляя шапку. — Мне же там всё проверить надо — и печь, и формы, и всё остальное. Я с вами поеду, если позволите.

На что я махнул рукой, мол, поехали. Не возражать же против такого рвения к работе.

Митяй со Степаном подвели лошадей, держа их под уздцы. Мы запрыгнули в сёдла и тронулись в путь. Лошади шли осторожно, выбирая, где потверже, чтобы не увязнуть в грязи. Впереди ехал Митяй, за ним следовал я, а замыкал нашу небольшую процессию Семён.

Миновав последние дома, мы выехали на дорогу, ведущую к лесопилке. Здесь было сложнее — земля раскисла, и лошадям приходилось идти медленнее, выбирая путь. Но всё же мы двигались довольно быстро, и вскоре уже были у лесопилки.

Я спешился первым и осмотрелся. Бросив взгляд на реку — Быстрянка и вправду оправдывала своё название. Вода в ней неслась с бешеной скоростью, бурля и пенясь на порогах. Уровень поднялся заметно — не меньше чем на метр, — но, к счастью, не настолько, чтобы затопить берега.

— Ну что тут у нас? — пробормотал я, направляясь к мосту.

Да, всё было как описывал Митяй — ангар цел, колесо на месте, хотя и поднято высоко над водой, а вот опора слегка покосилась у самого берега, с той стороны, где кузница. Но мост был целым, даже направляющие для вагонетки не повело. И та стояла с этой стороны берега тоже цела-целёхонька.

— Повезло нам, барин, — сказал Семён, оглядывая повреждения. — Могло и хуже быть.

Я кивнул, соглашаясь с его словами. Действительно, повезло. Ущерб был минимальным и вполне поправимым. Но всё же следовало заняться укреплением опоры немедленно, пока новые дожди не усугубили ситуацию.

Семён, чуть ли не сразу же побежал по мосту к кузне, на ходу что-то бормоча. Его энтузиазм был понятен — после вынужденного простоя он горел желанием наверстать упущенное.

— Семён, стой! — окликнул я его. — Куда ты торопишься?

Он остановился на середине моста и обернулся:

— Да как же, Егор Андреевич! Время-то идёт, а нам ещё столько сделать нужно! Я хоть печь разожгу, чтоб к вечеру…

Но я его одёрнул:

— Сегодня всё равно уже ничего не успеешь наплавить, не суетись. Завтра этим займёшься, заодно и новую реторту испытаешь.

Семён вздохнул, но спорить не стал. Он знал, что я прав — до вечера оставалось не так много времени, а для полного цикла работы со стеклом требовалось гораздо больше.

— А что, Илья уже сделал? — спросил он, возвращаясь к нам.

— Да, сделал. К завтрашнему дню остынет и будет готово, — ответил я. — А сейчас, давайте-ка займемся опорой, пока она совсем не завалилась.

Мы принялись за работу. Я распорядился, чтобы принесли камни — их было достаточно вокруг, — и мы стали укреплять покосившуюся опору. Работа спорилась: Митяй с Семёном таскали камни, и укладывали их вокруг опоры, а я руководил процессом, следя, чтобы всё было сделано правильно.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы закончили. В итоге до вечера поправили опору, забросали её камнями, закрепили распорками. В общем, как новая получилось. Я отошёл на несколько шагов, чтобы оценить результат нашей работы, и остался доволен.

— А всё же откосы под ледостав сделать нужно обязательно, — напомнил я мужикам. — Заодно и от вот таких вот случаев будет спасать.

Те покивали, мол, да, барин, помним, что вы такое говорили.

— Ну, чего стоим? — спросил я, отряхивая руки от грязи. — Пора и домой. Скоро стемнеет, а дорога после дождя непростая.

Мы снова сели на лошадей и двинулись в обратный путь. Семён был задумчив — видимо, уже планировал завтрашний день и эксперименты с новой ретортой. Мы с Митяем негромко переговаривались, обсуждая, как лучше сделать откосы, чтобы держали крепче.

Когда мы вернулись в деревню, солнце уже почти скрылось за горизонтом. На улице стало прохладнее, и я поёжился, чувствуя, как холодный ветерок пробирается под одежду. Машенька встречала меня дома и уже начала беспокоиться, почему нас так долго нет.

— Всё в порядке? — спросила она, помогая мне снять промокший кафтан.

— Да, всё хорошо, — ответил я, проходя в горницу, где была растоплена печь. — Опору подправили, мост цел. Можно сказать, легко отделались.

Вечером ко мне во двор зашёл Илья. Он был в приподнятом настроении, глаза блестели, а на губах играла довольная улыбка. Видно было, что он принёс хорошие новости.

— Егор Андреевич, — начал он, сняв шапку и поклонившись, — хочу доложить, что новая реторта получилась на славу!

— Да ну? — я невольно улыбнулся, видя его воодушевление.

— Истинно так! И больше прежней, и стенки толще. Я её уже из печи достал и поставил остывать в пристрое. Завтра точно будет готова к испытаниям!

— Ну и отлично, — ответил я, довольный его рвением. — Завтра с утра приходи, вместе посмотрим, что у тебя получилось.

Илья ещё раз поклонился и, попрощавшись, ушёл. А я вернулся в дом, где Машенька уже накрывала на стол для ужина.

Мы быстренько перекусили — после дневных трудов есть хотелось, но усталость брала своё, и глаза слипались сами собой. Уже собирались ложиться, как услышали, что во дворе кто-то идёт.

Я выглянул в открытое окошко и увидел, что это Прасковья. Она шла медленно, словно боясь потревожить вечернюю тишину, и то и дело поправляла платок на голове.

— Прасковья! — окликнул я её. — Заходи!

Она вздрогнула от неожиданности, подняла голову, увидела меня в окне и облегчённо вздохнула.

— Ой, Егор Андреевич, напугали вы меня, — проговорила она, прижимая руку к груди.