Былины Окоротья - Егор Андреев

– М-да, неглубоки могилки, – подкрутив холеный ус, заметил он.

– Дык глыбже рыть нельзя, боярин. Водица шибко близко, зальет ямы-то, – оправдывался один из запыхавшихся, взопревших болотников, носивший имя Проп.

– Неужто? А может, вам просто спины лишний раз гнуть неохота? Так желанье поработать можно подстегнуть… к примеру, плетью. – Калыга небрежно поставил ногу на набросанный курган. Земля посыпалась назад в могилу. Под ноги стоявшего в ней мужика. Проп побледнел и уткнулся взглядом в лапти.

– Не спеши кнутом махать, Митрий, он дело говорит. Болото рядом. Оттого вода стоит близко к поверхности, – остудил пыл опричника воевода, направляясь к волокушам.

Гриди уже отвязали от жердей павших. Мертвые лежали на траве с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. Высохшая кровь покрывала их кожу и одежду темно-бурой грязью. Под ее багровыми разводами восковые лица боевых товарищей и безымянных татей выглядели растерянными, словно их обладатели не понимали, что произошло. Как случилось, что им придется упокоиться так далеко от дома? От друзей и близких. В месте, куда родным не прийти для плача, не принести даров в день поминовения.

– Простите меня, – склонив голову, тихо промолвил Всеволод. После минуты тяжелого молчания он подал знак дружине.

Молчаливые гриди уложили марьгородцев и Кузьму в четыре неглубокие могилы, головой к Божьему камню. Расписной валун служил почившим указателем пути в загробный мир. Делали это для того, чтобы мертвые не блуждали призраками-навоями по миру живых. Благодаря камню они легко найдут дорогу в Ирий. Там души умерших воссоединятся со своими предками, обретут покой. По крайней мере, Всеволоду хотелось в это верить.

Зачерпнув ладонью горсть земли, остро пахнущей болотом, воевода бросил ее на грудь первому из мертвецов. Им оказался совсем юный Креслав.

Что он знал о нем? Вроде парень жил с матерью недалеко от верфи. В дружине прослыл балагуром и задирой. Ветреный повеса, у которого была вся жизнь впереди. Через год-два он бы, скорей всего, остепенился, обзавелся семьей. Теперь этому не суждено сбыться. Красивый некогда юноша – мечта слободских девчонок – ныне лежал с разрубленной топором головой. Изуродованный смертью, он больше никогда не прильнет к любимой. Не услышит звонкого девичьего смеха. Не обнимет мать…

Смерть не взирает ни на звание, ни на возраст. Она слепа, равна со всеми.

Следующая горсть. Мелкие крупинки прилипают к коже.

Добрыня, ветеран, настоящий старожил дружины. Он служил Марь-городу еще при Андрогасте – деде Петра. Всеволод вспомнил, как они с седоголовым кметом рубились плечом к плечу на узких горных тропах Велесова хребта. В тот день, когда остатки онригар в последней отчаянной попытке прорваться в родные степи штурмовали горы. Тогда он не сомневался, что все защитники перевала погибнут. Сломаются, падут под бешеным натиском ордынцев, сгинут. Всеволод ошибся. Люди Гальдрики выстояли, и тем, кто выжил в кровавом аду, казалось, будто теперь все им нипочем. Кто же мог знать, что Добрыня найдет свою гибель совсем в ином месте.

У смерти нет любимцев. Костлявая не забывает ни о ком.

Снова горсть. Черная жирная земля меж пальцев.

В очередной могиле лежал Варгор – немногословный уроженец побережья. Один из варигарских наемников, что продавали свою преданность и меч за звонкую монету. Он появился среди гридей совсем недавно, и Всеволод его почти не знал. Варгор не успел сродниться с семьей, которую являла собой дружина, но теперь стал своим. Сыном Марь-города, сложившим за него голову.

Смерть неотвратима, она придет за каждым.

Последняя пригоршня. Брошена на грудь Кузьмы.

Именно из-за зареченца они оказались здесь, но Всеволод не держал на него за это зла. Кметы исполняли наказ князя, следуя своему призванию и зову долга. В том, что они пали, не было вины крепача.

Горсть за горстью скорбь вместе с землей наполняла могилы. Прощаясь, люди прошли молчаливой цепью и встали поодаль. Мужики снова взялись за лопаты. Резво засыпали могилы и установили в их изголовье неотесанные камни, принесенные с собою из деревни. Разбойников негоже было хоронить рядом с погибшими от их руки, поэтому самую большую яму выкопали с другой стороны менгира, уложив в нее вольницу. Копать для каждого «соловья» отдельные лежанки у людей не хватало ни времени, ни сил. Впрочем, Калыга даже сейчас вполголоса сокрушался о том, что лихому люду оказали «много чести». Похоже, атаман считал, что их следовало просто утопить в трясине. Быстро, не проявляя особого усердия.

Всеволод полагал иначе. Он считал, что, каков бы ни был человек, что бы он ни совершил, его тело не заслуживает кощунственного небрежения и надругательств. Этого же мнения, похоже, придерживалась Врасопряха. К удивлению остальных, на святую землю колдунья пришла одна. Ксыр остался приглядывать за лошадью в деревне. Видеть волховушу без стоящего за спиной гиганта было странно, но никто не рискнул спросить об этом. У Врасопряхи на все имелись веские причины.

Переходя от камня к камню, от надгробия к надгробию, она ставила на каждом маленький огарок. Зажигая свечу, колдунья сопровождала действие коротким заклятьем. Попутный аводь поможет мертвым безопасно миновать Бездну по дороге в Ирий. Найти свой путь. Не затеряться в первозданной Тьме. Последним стал камень, установленный над могилой лиходеев. Колдунья и его не обделила ни свечой, ни скорбным словом.

Как только погребальный ритуал закончился, отряд из кметов и селян отправился назад в деревню. Усталые мужчины, измученные животные и женщина-колдунья оставили позади укрытый в высокой траве кромлех. Кладбище тревожно мигало им вслед глазками свечей. Мерцающие огоньки дрожали и метались на камнях и вскоре скрылись в пелене тумана.

Остров зареченцев медленно закутывался в кокон тьмы…

Отъявленная ложь

Когда отряд Всеволода добрался до деревни, майская ночь уже полностью вступила в свои права. Висящая над долиной хмарь сделалась гуще, тяжелей. Словно напуганная тьмой, она приникла к земле, скрыв и без того едва заметные тропы. Расползаясь между кочек, туман тек и струился, принося с собою запах тины, сырости и гнилой воды. Болото настойчиво давало знать, что оно все еще тут, под боком, никуда не делось. Бредя по колено в белом мелководном «море», гриди тут и там натыкались на невиданных зверей. Их уродливые горбатые спины торчали из молочных волн. При приближении «чудовища» оказывались обычными корягами и мокрыми от росы кустами. Тьма сгущалась. Идти с каждой секундой становилось все сложней. Не будь с ними деревенских мужиков,