Былины Окоротья - Егор Андреев

– Ну что, Харитон, узнаешь соседа али скажешь, что и его отродясь не видел? – тихо вымолвил воевода, пристально следя за деревенским старостой. Мгновение болотник выглядел так, словно собирался расплеваться. Но, справившись с собой, он снова расплылся в по-детски непосредственной, заискивающей улыбке.

– А како же, узнаю́. Ето дурачок наш – Кузма юродивый. Мы-то всё гадали, куда он подевался, а оно виш как вышло… убитай. Ох, сердяга горемычный.

– Хочешь сказать, это не вы его за помощью в Марь-город отрядили? – грозно спросил Калыга.

Харитон удивленно захлопал глазами.

– Истина в устах ваших, боярин. Нихуды мы яво не посылали. Да и на кой нам это?

– Как же так? – воскликнул Петр. – А Скверна, страшная беда, что вам грозит? Ее что, тоже нет? Выходит, с твоих слов, мы зря сюда притопали? Коней лишились, людей сгубили, спеша к вам на подмогу, и все понапрасну?

Харитон в недоумении развел руками.

– Надеюся, государи, вы не слишком-то внемляли речам Кузьмы. Ущербный бедолага, видно, совсем ума лишился, нес несмыслый бред.

– Бессмысленный бред, говоришь? – Всеволод припомнил разговор с зареченцем у костра. Его слова о том, что не все в деревне будут рады видеть у себя дружину. Похоже, Кузьма был прав.

Харитон продолжал гнуть свое:

– Вестимо, кажный в Логе вам скажет, что наш Карась всегда был недалек умом, а как зимой его жинка с дочерями от мора сгинули, так и вовсе тронулся рассудком. Маялся по округе, как пришибленный, всё небылицы плел, выдумывал разное. Ну а седмицу тому назад и вовсе пропал.

– И что же вы не стали искать своего рядовича[57]?

– Так ведь изумок [58] он, что с такого взяти. Ох, батюшки, неужто вы к нам из-за его россказней явились?! – всплеснул руками староста, изобразив удивление так правдоподобно, что в простодушие его поверил бы кто угодно.

Но не Всеволод. Уж больно много нестыковок и странностей происходило в Барсучьем Логе. В придачу ко всему, он успел хоть немного, но узнать Кузьму. Зареченец был не безумнее, чем любой другой.

Стоя рядом с трясущим брылями старостой, воевода все раздумывал, как быть с этим скользким ужом. В его лжи окольничий не сомневался. Но попробуй докажи, что старый льстец баснословит. Так как лучше поступить? Пойти на хитрость, попытавшись обманом вывести Харитона на чистую воду? Или, может, прижать его, взяв угрозой и нахрапом? Всеволод мельком глянул на расплывшееся в улыбке лицо болотника и понял: этот тертый калач не отступит, будет упорствовать в своих «незнамах» до конца. Судя по смурным собранным лицам остальных зареченцев, он не один сохранял в том твердость. Идея о допросе «с пристрастием» отпала сама собой. В то же время всплывал другой вопрос: становилось интересно, что накрепко сплотило деревенских? Почему они так неприветливы даже для лесных жителей? Почему смотрят на дружину исподлобья, словно на врагов? Сейчас у Всеволода не было на то ответа, и он посчитал, что разумнее всего будет подыграть. Возможно, у расслабившегося, потерявшего бдительность Харитона удастся разузнать больше, а посему…

– Ошиблись мы, похоже, – с наигранной неуверенностью протянул Всеволод, скрывая от глаз страшный груз, привязанный к жердям волокуши.

– Ошиблися, голубчики, ошиблися! Шо б вам ни наплел наш Карась – все кривда! – тут же радостно подхватил войт. – Но не кручиньтесь, в Барсучьем Логе все вам рады! Не понапрасну к нам пришли-то. Отдохнете с дальнего пути, подати в казну княжью соберете. Хоша мы и небогаты, но для сына нашего любимого владетеля и пир велю сготовить, и баньку прямо щас натопим. Помоитися, отоспитесь на перине. Прокуд! Демьян!

От толпы отделились два плотных коротко стриженных крепыша.

– Сыны мои, – не без гордости заявил староста, – проводят князюшку младого и его сподвижных апрямо ко мне домой. Не побрезговати, милости прошу…

– Торопишься за стол садиться, Харитон. До тризны нужно еще мертвых схоронить, желательно у божьего менгира на белой земле. Есть у вас в округе освященный жальник? А то ведь забредет кащей какой пришлый и, не дай-то боги, от смертного сна почивших пробудит.

При этих словах воеводы крестьяне принялись чураться и складывать пальцы в знаки, отгоняющие сглаз и злых духов. Бабы встревоженно заохали, пряча за спины детей. Зареченцы восприняли предостережение воеводы всерьез, поскольку было оно не беспочвенно. То, что описал Всеволод, случалось, пусть и редко. Нечистые, одуревшие от колдовства кащеи действительно иногда поднимали мертвых в собственное услужение. Особенно часто это случалось в затерянных глухих весях, обделенных милостью богов, и на местах лютых сеч. То есть там, где мертвецов не удавалось сжечь или упокоить на освященной земле. Так что предложение окольничего не вызвало нареканий.

– Канешна, канешна, сперва мертвых во сыру землю. Шоб все было по правилам, благообразно. А потом можно и к застолью, – закивал лысой макушкой Харитон. – Прокуд, а ну, подь сюды. Сведешь наших гостюшек на жальник. Да мужиков с собой прихватишь. Возьми Пропа, Карпа, Дьяка и Нагошу. Здоровые они, как лоси, в сам раз могилы выкопать. А как закончите, так сразу взад вертайтесь. Ясно?

Крепыш в ответ коротко кивнул, как видно, не испытав особого восторга от выпавшего поручения. Зыркнув светло-голубыми отцовскими зенками из-под насупленных бровей, он принялся кликать деревенских.

Оставив изворотливого старосту в обществе сына, Всеволод направился к Петру, Калыге и Врасопряхе. Дворяне и колдунья уже успели отделаться от крестьян и теперь стояли за ближайшим домом, рядом с горловиной деревенского колодца. Волховуша, теребя косу, что-то настойчиво втолковывала атаману, и глаза ее искрились гневом. Калыга резко возражал женщине, не чураясь бранных слов. Стоя в горделивой позе, опричник перекинул через локоть алый плащ, дабы не измазать дорогую ткань в грязи, покрывавшей улицы деревни. Княжич, слушая обоих, недоверчиво качал головой. Подходя к ним, Всеволод не успел расслышать всей отповеди колдуньи, только последние ее слова, но тут же понял, в чем здесь дело.

– Вы что ж, забыли, леший пал не просто так. Его что-то убило… – горячилась колдунья, сверкая очами. – Что-то невообразимо сильное и…

– Неизвестное доселе. Знаем. Вот только так же неизвестно, здесь ли это с ним случилось. Сама же слышала войта: наш почивший проводник Кузьма – изумок, спятивший, убитый горем отец и муж, который не сумел пережить потерю семьи. Я не отрицаю, он что-то где-то видел. Какое-нибудь лесное страховидло, которое его больной разум исказил, облек в форму выдуманной Скверны. Остальное бедняга, видимо, домыслил. В любом случае, Ярополку следовало гнать юродивого взашей или посадить на цепь в хлеву, вместо того чтобы