Былины Окоротья - Егор Андреев

– Мне другое интересно: отчего вы из деревни ушли? Почто ослушались наказа и нас не дождались?

Десятники обескураженно переглянулись. Вопрос воеводы, очевидно, застал их врасплох.

– А я ведь говорил: не станет Всеволод Никитич свои слова чужому доверять… – Пантелей в сердцах сплюнул.

Видогост грязно выругался, помянув мать старосты, которую, не стесняясь в выражениях, упрекнул в скотоложстве.

– Полагаю, Харитон сказал, что как раз такой приказ я и отдал, – уже не удивляясь, холодно усмехнулся Всеволод, отправляя ложку в рот.

Горячая пища благословенным даром отправилась в желудок, почти не испорченная злостью воеводы. Уж очень Всеволод Никитич не любил, когда из него пытались сделать дурака. Особенно таким топорным способом. Ведь Харитон не мог не знать, что его обман вскроется, стоит воеводе ступить в лагерь. Так зачем лгать? Упрекнуть старосту можно было во многом, но не в глупости, а значит, здесь кроется что-то еще… Всеволод откусил кусок хлеба, раздумывая над тем, почему Харитону так важно было вывести дружину из деревни.

– Правда ваша, Всеволод Никитич, облажались мы. Да только убедил он нас, зараза. Полчаса расшаркивался, словно коплун [65] в поисках червей. Еще и два бочонка медовухи с собой отдал. Мол, отведайте домашней браги, от чистого сердца дарованной… – Видогост, сверкнув глазами, сжал в кулак пальцы не затянутой в лубки руки. – Вот сука!

– Видно, оченно ему хотелось, чтобы мы оказались на этом островке, – поскреб заросший щетиной подбородок Пантелей.

– Но не все. Петру, Митьке, мне и Врасопряхе он предлагал остаться в его тереме. Пир горой обещал, сладкий сон…

Всеволод задумчиво отправил в рот еще одну ложку, но почти не почувствовал вкуса, полностью поглощенный размышлениями. В конечном итоге он решил:

– Что-то недоброе здесь намечается, вот только непонятно что. А потому сегодня посадите ребят у костров поярче, и пусть поддерживают в них огонь всю ночь да песни пьяные орут.

– Так их же за версту видать будет.

– Вот и хорошо, потому как тем, кого мы в скрытные дозоры по кустам поставим, меньше внимания достанется.

– Засада, значит, – хмыкнул Пантелей. – Думаете, лапотники отважатся на нас напасть?

– Это с заступами да серпами? Вряд ли. Но повторять вчерашнюю ошибку я не стану. Береженых боги берегут… Всем остальным скажите, что спать сегодня нужно вполглаза, при оружии и в броне. Тетивы смазать и натянуть на луки, колчаны держать подле лежанок. Факелов побольше заготовьте. В общем, сами знаете.

Выслушав указания воеводы, десятники отправились их выполнять. Всеволод, поудобнее усевшись у костра, основательно взялся за похлебку.

Те, кто бдят

Повинуясь привычке, воевода прошел с обходом отходящий ко сну лагерь. Навестил раненых, которых разместили в отдельной халупе. Проверил караульных. Следуя плану, кметы развели по краям поляны костры, шумно балагурили и всячески делали вид, что захмелели. Десятники выбрали для роли выпивох Василевса, Родима и Илью – самых горлопанистых. Кметы отлично справлялись. Не знай Всеволод правды, и сам бы поверил, что караульные вдребезги пьяны. Пожелав воинам не шибко увлекаться образом выпивох, окольничий углубился в береговой кустарник. Там, в прикрытых лапником ямах, залегли скрытые дозоры. Укрывшиеся в схронах кметы исправно бдели.

Продолжив свой путь, заглянул воевода и к опричникам, но их бурдей, закутанный в саван темноты, выглядел пустым. Лишь подойдя ближе, Всеволод услышал, как изнутри, просачиваясь сквозь дымницу [66] в бревенчатой стене, раздается хор посапывания и храпа. Утомленные барчата спали. «Тем лучше», – улыбнулся про себя воевода. Оставалось разрешить последний вопрос.

Обойдя крайнюю в ряду халупу, воевода направился к шатру колдуньи. Остановившись перед серым пологом, прикрывавшим вход, он в нерешительности замер. В памяти неожиданно всплыла неловкая встреча с Калыгой. Интересно, что он делал у Врасопряхи той ночью?

– Я здесь, – раздался тихий хрипловатый голос ворожеи откуда-то со стороны, из переплетения мрака и полутонов. Выглядели тени как паутина, сотканная гигантским пауком. Сделав несколько шагов к тенетам, Всеволод увидел и саму колдунью. Ворожея сидела на невысокой пирамиде, сложенной из неровных, рубленных кирпичиками брусков торфа. Обхватив ладонями согнутую в колене ногу, колдунья задумчиво смотрела в ночную мглу. В небе холодно пылал пошедший на убыль, но все еще пузатый диск луны. Паучьей сетью оказалась разлапистая корявая сосна. – Вот и пришла пора поговорить нам, Всеволод, не так ли? Должна я рассказать, что за секрет таю о Ксыре. Ты ведь за тем здесь? – не оборачиваясь, сказала морокунья все тем же тихим голосом.

Всеволод смолчал. Он совершенно позабыл о том, что давеча хотел расспросить колдунью о ее подопечном. А признаться в том, что он пришел сюда просто потому, что надеялся увидеть Врасопряху снова, показалось воеводе смущающей и глупой мыслью.

– Ты знаешь, что такое Бездна? – внезапно спросила женщина. Всеволод заметил, что глаза колдуньи снова полны того загадочного аконитового цвета, который он уже видел на берегу пруда. Не дождавшись ответа, ворожея продолжила: – Как часто мы слышим проклятия, бросаемые людьми в гневе или всуе: «Чтоб тебя Бездна сожрала!», «Поди ты в Бездну!» или более безобидное «Бездна побери!». Так говорят многие. Но спроси их, что она такое, и не получишь вразумительного ответа. Большинство представляет Бездну как бездонную дыру в земле. Где-то далеко-далеко, на краю мира.

– Они неправы?

– Взгляни туда. – Морокунья указала пальцем вверх, и Всеволод послушно поднял взор к небу, но тут же покачнулся. Потерял равновесие, принялся искать опору. Луна исчезла, а раскинувшийся над ними ночной купол стал бескрайним. Уйдя за неестественно выгнувшийся край горизонта, он весь искрился и мерцал мириадами звезд-сапфиров. Вся эта россыпь самоцветов вплавилась в фиолетовую туманность Птичьего пути. Привычное небесное скопление будто стало отчетливей и ярче. Обрело невиданную доселе глубину и цвет. Всеволод в потрясении разглядывал представшее перед глазами чудо. Он словно увидел небо в первый раз. Словно с глаз сняли натянутую прежде пелену.

А голос колдуньи, мелодичный, хрипловатый, крадущимся переступом забирался воеводе в череп. Он внушал, убеждая в правде, заставляя верить.

– Это и есть Бездна, – сказала Врасопряха, – бездонная, непостижимая. Находящаяся не где-то там, за морем, а всегда над нами, всегда рядом – бесконечно далеко. Великая настолько, что человек просто не в силах охватить разумом ее границ. Холодная и безжизненная. В основном… Но даже в ее непроглядной пучине есть обитаемые миры. Многие из них похожи на наш. Там тоже живут разумные создания. Они тоже сражаются, тоже любят и ненавидят. Им, по большому счету, нет до человечества никакого дела, как и нам до них. Однако в самой темной части