Шурик 1970 - Петр Алмазный

Какие на хрен, журналы? Все ясно, журналы — повод. Наверняка мой телефон «слушают». Кто? Как выразился Бунша — компетентные органы.

Я положил трубку, выключил телевизор, посмотрел на безмятежно спавшую Зину. Ей всю неделю к двенадцати. Ненормированная рабочая неделя. Пошел на кухню, быстро приготовил кофе и тосты. Наскоро перекусил. Значит, в институте уже в курсе, что «Голос Америки» выбрал меня в числе главных диссидентов. Ну да, студенчество, оно на вражьи голоса самое падкое.

Когда уже собрался выходить, вспомнил про Егорыча и его угрозу. Ну да, отказные ответы из министерств. Не покажу — машину не отдаст. Интересно, каким образом? Оружием грозить будет? А вдруг он еще и текст анализировать прямо на месте станет? Точно к подрастающему поколению опоздаю.

Я сунул всю папку по электромобилю в сумку и пошел к лифту.

Дуба пришлось подождать. Явился совершенно запыханный. Бегом от остановки бежал?

— Слышал уже про себя? — спросил Дуб, протягивая руку для пожатия.

— Сам — нет. Рассказали.

— С подробностями?

— С ними.

— И что думаешь?

— Подстава. Голимая.

— А кому нужно?

— Да хрен его знает.

— Слушай, а ты реально с забугорными ниче, никак? Может, было что?

— С дуба рухнул?

Дуб промолчал. Потом спросил:

— Как на новом месте?

— Нормально. С детишками в машинки играем. На станции юных техников.

— Ну да, на заводе режим. Вряд ли теперь за забор пустят. Может, оно и лучше. У нас там такое творится… Народ обсуждает, шушукается, втихаря, конечно. И ведь как-то записали. А как? Магнитофонов при них не было — это точно. Ерофеев писал на «Комету», так запись сразу в первый отдел забрали. В первом говорят, чтобы сухари сушил. Слушай, пятеркой не выручишь? Я бы был очень благодарен.

— Извини, не напечатал еще. А что было, пошло на закупку муки.

— Какой муки?

— Ржаной.

— Зачем?

— Хлеб печь, сухари сушить.

Дуб обиженно засопел:

— Трешку.

Трешку я дал.

Егорыч меня ждал, хоть ночная смена его кончилась. Он сидел в своей инвалидке, когда я подошел, открыл дверь, собираясь вылезти. Я его остановил, молча отдал папку. Пусть смотрит, наслаждается. Сам свернул провода, еще раз полюбовался на новые колеса, вкрутил переключатель, поехал.

Егорыч читал, не препятствовал…

Перед началом занятий я припарковался на стоянке у главного корпуса, снова явился на проходную АЗЛК и потребовал вызвать Сидорову. Сидорова вышла, увидела меня, нахмурилась. Я уж подумал, что и она в курсе про вражьи голоса. Но нет, видимо, сама не слушает, а до комсомольской организации завода скорбная весть, что у них работает главный диссидент, еще не дошла.

Видно, Сидорова просто подумала, что я не справился с комсомольским поручением и решил слинять. Но я молча протянул ей исполненную на листке в клеточку заявку для кружка: стекловолокно, эпоксидная смола, электромоторчики малой мощности, краска, оргстекло, крепеж. И пластилин, много пластилина. Список составил еще вчера, из одного энтузиазма гоночных машин не сделаешь.

Сидорова прочитала, радостно улыбнулась:

— Конечно сделаем, Александр Сергеевич! Лично на склад пойду! Все добуду, все привезем! Для детей ведь, для нашей смены! Как вам ребята?

— Отличные ребята, — ответил я. — Сработаемся.

— Ну вот, я же говорила! А Нистратова все жаловалась, что хулиганье…

Сидорова поняла, что сболтнула лишнее, приняла заявку, предложила звонить в любое время и удалилась через свой служебный вход.

Я припарковался недалеко от ворот станции. Когда вошел в калитку, ребята уже ждали меня у крыльца. К моему удивлению, обычно улыбчивый Козлов уже не улыбался, он молча выложил из сумки для сменки стартер, положил его на крыльцо. Стартер был тот самый, что я вчера собрал.

— В чем дело, Слава? — спросил я удивленно.

Козлов не ответил, а в глазах его я увидел слезы.

— Чего это он? — снова спросил я, ничего не понимая.

— Да батя его… Сказал, что ворованное вовек не возьмет, — пояснил лопоухий Борька. — Подумал, что Славка стартер на заводе спер. Не поверил, что вы подарили. Выдрать обещал. Коммунист!

Я решительно ничего не понимал. Отец рыжего не захотел взять принесенный сыном исправный стартер и предпочитает заводить свой «Москвич» с толкача?! Он что, идиот?! Или ментов так боится? И тут я вспомнил, в какое время попал. Да не боится он милиции, у него честь. Он ни в коем случае чужого не возьмет, узнает ли про то милиция, или нет. Сам не возьмет и сыну своему не позволит. Вон, даже выдрать обещал. Может, именно так и надо воспитывать детей?

— Вот что, Слава, наверное, это я виноват, — сказал я. — Надо было мне записку твоему отцу написать, объяснить, что как. Мы ведь все честно сделали?

— Честно! Мы сами сломанный починили! — тут же подтвердили ребята. — Это Михал Михалыч, который до Нистратовой был, со свалки приволок. Они списанные уже! Не работали! Мы из двух один собрали!

— Ладно, с этим разберемся, — сказал я привычное. — Пошли на занятия.

Я велел Устинову и Коровину прихватить валявшуюся у стены узкую полоску кровельной жести, сам взял у Славки Козлова сумку, положил туда стартер и первым зашел в дверь.

Первым делом мы нарядились в халаты и проапгрейдили классную доску. Общими усилиями обрезали по размеру и прикрепили шурупами ту самую полосу жести к верхней части доски. Все равно по росту дети с мелом туда не дотягивались, зато с помощью тех же магнитиков на жесть можно было крепить рисунки. Что и было сделано. Я развесил шесть альбомных листов. Козлов по причине расстройства домашнего задания не подготовил.

Пацаны есть пацаны. Нарисованные и ярко раскрашенные машины мало отличались от тех, что они могли увидеть на улицах или в кино. Впрочем, на особо многое я и не рассчитывал. Хотя, рисунок Борьки Богатырева мне понравился. Он изобразил настоящий спорткар. Такой низкий, похожий на авто Бэтмена. И где только увидел?

— Сам нарисовал? — спросил