Тень «Пересмешника» - Артём Март

Я видел, как лицо Анахиты менялось на глазах. Как оно сменило выражение с настороженного и взволнованного на счастливое и удивленное.

Девушка что-то спросила у Бледнова. Тот осекся. Застыл. Обернулся к нам.

— Едет только Анахита? — спросил он.

— Она, ваша малолетняя дочь и вы, товарищ лейтенант, — ответил я.

— А дедушка? — Анахита опередила хотевшего было открыть рот Бледнова.

Мы с Мухой переглянулись. Старлей нахмурился.

— Сожалею, — покачал я головой, — но свидетель по делу только вы. Уважаемому Муаммару придется остаться в Айвадже.

Глаза Анахиты наполнились страхом. Она быстро глянула на дедушку. Муаммар был спокоен.

— Дедушка… Я не могу тебя оставить… — пробормотала девушка, утирая побежавшие по щекам слезы.

— Анахита… — вмешался было Бледнов.

Девушка резко посмотрела на него, и лейтенант замялся.

— Все хорошо, Анахита, — с добротой в голосе проговорил старик. — Все хорошо. Ты выросла сильной и смелой. Ты…

— Я не могу бросить тебя одного… И…

— Я стар, Анахита, — старик бережно коснулся ее щеки своей узловатой ладонью. — Моя жизнь близится к закату. А ты молода. Твоя жизнь еще длинная. И тут тебе не дадут ее хорошо прожить. Тут над тобой вечная тень моего дома. Там теперь твоя жизнь. С Иваном.

С этими словами старик посмотрел на Бледнова.

— Ваня, поклянись душой, что будешь защищать моих внучку и правнучку всеми силами. До тех пор, пока жизнь теплится в твоей груди.

— Клянусь, — сказал Бледнов.

И сейчас в его голосе я не услышал никаких сомнений. Ответ оказался по-офицерски тверд и решителен.

— Хорошо, — покивал старик немного погодя. — Тогда езжайте с миром. Я буду каждый день молить Аллаха, чтобы у вас все было хорошо. Каждый день просить у него здоровья для вас троих.

— Я тоже… — пискнула девушка, утирая слезы, — я тоже буду молить Аллаха… И… И когда-нибудь мы вернемся за тобой. Очень скоро вернемся! Я обещаю! Вернемся и тоже заберем тебя в Союз. Ведь заберем же?

С этими словами она заискивающе глянула на Бледнова. Тот растерялся. Он явно не знал, что ответить Анахите. Его спас Муаммар.

— Заберете. Конечно, заберете, — заверил он Анахиту с доброй улыбкой.

Девушка не справилась с собственными чувствами и совсем по-светски кинулась обнять деда. Тот медленно, несмело положил ей на спину свои руки. Бледнов стоял рядом и нежно гладил Анахиту по плечу.

Волков растрогался. Даже отвернулся, сделав вид, что увидел за забором что-то интересное.

Муха просто смотрел на них и улыбался.

Я знал, что они все понимают. Знал, что и Анахита, и старый Муаммар, пусть может быть и в глубине души, но осознают — это время до отъезда — последние дни, что они проведут вместе. Как одна семья.

Что когда Бледнов увезет Анахиту и Катю с собой, они больше не увидят старика.

И все же у них осталось еще немного времени, чтобы пообманывать себя сладкой надеждой.

Ну что ж. Пускай обманывают. На войне каждый лечит душу как может.

Пусть надежда будет и им временным лекарством.

Глава 19

Вечерело. Мы медленно тряслись по дороге в железном брюхе БТРа.

В кишлак за нами прибыла Шишига. Вернувшись к точке заставы, мы почти сразу же отправились в обратный путь.

Захваченного Псалая, к слову, оставили на точке ждать эвакуации. Что ни говори, а язык будет нам полезным подспорьем. Как минимум, он сможет во многом подтвердить слова Харима. Не говоря уже о том, что наши обязательно выбьют из него еще какую-нибудь полезную информацию.

Внутри машины было шумно. Тут царил полумрак. Рычали двигатели БТРа. Рык этот хоть и был привычным, но все же казался осязаемым, будто еще один, лишний пассажир: кузов вибрировал и скрипел. Когда машина преодолевала неровности, низко подвывала напрягающаяся броня. Грохотали сиденья.

Несмотря на то что верхние люки машины мы открыли, внутри все равно было душно. Пахло машинным маслом и соляркой. Потом, сырым металлом и пылью. К этому запаху примешивался еще один — нескончаемый душок табака. Это Махоркин закуривал одну за одной.

Усталый Волков сидел на почти пустом ряду сидений. Повесив голову, рассматривал, как среди мусора и пыли на полу по дрожащему корпусу пляшет какая-то гайка.

Муха сидел через место от меня. Пытался выйти на связь с «Ландышем», чтобы предупредить о нашем прибытии и осведомиться, как у них обстановка.

— Ветер два, как слышно? Говорит «Ветер один». Ответьте, — звал он, приложив гарнитуру к уху. — Повторяю: «Ветер два», ответьте.

— Нет связи? — спросил я громко.

Муха оторвался от наушника. Глянул на меня и покачал головой.

— Лоботрясы! Видать, снова Кулябов забыл аккумулятор зарядить, чтоб его! Кот из дома — мыши в пляс! Как обычно, мля!

— А мож, мы не в радиусе? — спросил Волков, оторвав взгляд от гайки. — Мож еще не въехали?

Муха выдохнул. Глянул на часы.

— Мож и не въехали, — заключил он. — Лады. Чуть попозже еще попробую их вызвать.

Некоторое время ехали молча.

Пусть события в Айвадже и пошли не по плану, но все же я чувствовал удовлетворение от того, как мы провели это дело. Это спокойное, немного усталое удовлетворение походило на то, какое бывает, когда своими руками закончишь тяжелую физическую работу. А потом спокойно, умиротворенно рассматриваешь плоды своих трудов.

Казалось, даже у Мухи, несмотря на всю усталость, приподнялось настроение. Как минимум, выражение его лица перестало быть угрюмым и мрачным. Хотя и все еще оставалось суровым.

Волков же, по всей видимости, просто устал. Сейчас, казалось, у него не было сил даже на то, чтобы просто вести праздные диалоги ни о чем.

Внезапно нас всех дернуло, когда машина застыла на месте.

Сквозь гул моторов я слышал, как громким матом ругается Махоркин, сидя в кабине.

— Что там такое⁈ — подорвался Муха со своего места.

Командир, пригнувшись, прошел к месту механика-водителя. Заговорил о чем-то с Махоркиным.

— Ну что там? — спросил я, когда Муха обернулся.

— Пастух! Овец перегоняет! — крикнул сквозь гул двигателя старлей.

Я аккуратно полез наверх, выглянул сквозь люк в крыше.

Большое стадо овец медленно пересекало белую, как мел, дорогу. Оно напомнило живую реку мохнатой, бесконечно бекающей и мекающей скотины. Тут