Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

буквально ломился от людей. Люди прыгали на полу, умножая грохот музыки, бесились на диванах, танцевали на столах. Большинство были полураздетыми, некоторые босыми, и это я как раз понимал: в зале стояла ужасная жара. Ловец принарядился, разоделся в пух и прах, став похожим одновременно на новогоднюю ёлку, цыганку-клептоманку и взрыв на кондитерской фабрике. С нитей свешивались пучки павлиньих и страусиных перьев, стеклянные шарики с блёстками, конфеты и засахаренные фрукты, цветы, мишура, бижутерия. Я с отвращением ощутил, что многие нити липкие. И хотя с них капали, судя по запаху, сиропы, ликёры, мёд и джем, такое «угощение» вызывало скорее тошноту, чем аппетит.

В одном из цукатов или сухофруктов прямо у меня под носом что-то блеснуло. Я поймал качающуюся нить, на которой он висел, и пригляделся. Под слоем застывшего сиропа проглядывал кусочек тёмной массы, а в него были продеты два металлических колечка и паучок. «Прямо как пирсинг Курта», – мелькнула мысль… А потом до меня дошло. Это и есть серьги Курта! Ловец сделал из куска его уха грёбаную чурчхелу!

Меня прошиб холодный пот, на секунду перед глазами всё помутилось. Я отшвырнул мерзкий гостинец и долго вытирал руки о штаны. Если это шутка, то ни капли не смешная. Просто безумие какое-то! Однако посетители явно наслаждались вечеринкой. Пробираясь по залу в поисках Кары и остальных друзей, я чуть не наступил на девушку в нижнем белье, слизывавшую с тесёмок сливочный крем, растолкал несколько сосущихся парочек, получил по рёбрам локтями танцующих. В спонтанно образовавшемся слэме меня уронили на пол и больно наступили на руку.

– Какого хрена вы… – начал я, едва смог встать, но понял, что разговаривать с ними бесполезно.

Люди глупо улыбались, азартно скалились, томно приоткрывали рты, некоторые даже что-то выкрикивали, но глаза с расширенными зрачками оставались пустыми. «Да они все в трансе! – с ужасом понял я. – Нужно срочно вытащить Кару отсюда! И, конечно, образумить Рин. Как она допустила в своём баре это безумие?!»

Я заметил, что чем больше стараюсь идти наперекор толпе, тем больше тумаков мне прилетает, тем чаще мне наступают на ноги и тем больше нити Ловца цепляются и липнут. Чья-то хваткая рука попыталась уронить меня на диван, где уже лежали в обнимку трое. Я решил действовать хитрее и прыгать в такт дурацкой музыке, постепенно продвигаясь туда, где, по моим прикидкам, находилась барная стойка. Там я найду Рин. Может, её напоили до беспамятства или даже связали? Нужно помочь ей, и она всё прекратит своим тихим властным голосом.

Прыгай-прыгай-прыгай-прыгай. И я прыгал. Я взмахивал руками в такт и извивался всем телом, чтобы просочиться в щели между человеческими телами и продвинуться в нужном направлении. Прикосновения стали нежнее, мой организм более-менее привык к жаре и воспринимал её как приятное тепло, перья щекотали уши и шею. Возможно, я зря запаниковал. В принципе если немного выпить, то музыка покажется сносной, можно и потанцевать немного. А если найти Кару и увести в какое-нибудь боковое помещение…

На небольшую площадку никто не наступал, будто её отчерчивала от остального зала невидимая граница. В центре этого пятачка на спине лежал Некрюк. Кудрявые волосы слиплись, смуглое лицо посерело, искусанные до крови губы были судорожно сжаты. Вокруг валялись целые груды раздавленных сладостей, сломанных игрушек, открытых, наполовину опустошённых, разбитых бутылок. Словно жертвоприношения маленькому деревянному божку.

– Некрюк? Ты там живой? – Я склонился над ним.

Мальчик вздрогнул, но продолжил пялиться в потолок невидящим взглядом. Вздрогнул снова. Конвульсии сотрясали его тело, а изо рта пошла пенистая масса из алкоголя и пережёванных сладостей. Я слышал, что в таком положении люди могут насмерть захлебнуться рвотой, поэтому быстро перевернул его на бок и упёр спиной в ближайший пуфик. Некрюк скорчился в позу эмбриона и замер.

– Сейчас найду Рин… Или Кару… И всё закончится. Проветришься, попьёшь водички, и всё пройдёт. Если не получится остановить бардак, я тебя вытащу, – бормотал я, – чем вас всех напоили? Даже несовершеннолетнего! Куда Рин вообще смотрит?!

С тяжёлым сердцем я оставил Некрюка и стал продираться дальше. Я понимал, что, если вытащу пацана на улицу, не найду в себе сил спуститься сюда снова. Зато встреча с ним меня протрезвила: теперь я точно не попадусь на приманки Ловца.

Следующим я встретил Логику. Я бы не узнал его, если бы не видел в последний раз с пакетом на голове. Пакет всё ещё был на месте. Не было остальной одежды. Логика сидел на полу на куче медицинских пелёнок, кое-где заляпанных кровью. Вокруг него расположились кружком ещё человек пять и ждали своей очереди. Я сначала не понял, очереди на что. В руках у Логики был большой степлер, вокруг валялись нити, булавки, иглы в стерильных медицинских упаковках, канцелярский нож, перекись и спиртовая горелка. Из Ловца свешивались бритвенные лезвия, серьги и кольца дли пирсинга, рыболовные крючки. Я прикрыл лицо рукой, чтобы в него что-нибудь не воткнулось, и с ужасом смотрел сквозь щель между пальцами.

Рыхловатое тонкокостное тело Логики было покрыто старыми шрамами: тонкими, как от лезвий, рваными – непонятного происхождения, и круглыми, как от сигарет. На плечах, рёбрах, пупке и бёдрах поблескивали скрепки, и от мест, где они вонзались в кожу, кое-где стекали тонкие струйки крови. В данный момент Логика как раз заканчивал металлический пунктир на левом предплечье. Выражение его лица я видеть, конечно, не мог, но он творил свой зловещий ритуал в полном молчании, будто совсем не чувствовал боли.

Чего не скажешь о людях, сидевших вокруг – эти стонали в голос. Но и не пытались уворачиваться от ловких рук Логики, когда он, покончив с собственными «украшениями», прошивал своих «клиентов» иглами на живую. Обнажённые плечи мужчин и женщин были перешнурованы друг с другом, спины вышиты крестиком и гладью, уши, брови и губы обвешаны таким количеством колец, что головы склонялись под их тяжестью. Если кто имел длинные волосы, Логика умелыми движениями свивал их с волосами других людей и волокнами Ловца. Все порезы и проколы Логика тщательно обрабатывал спиртом, а инструменты стерилизовал над горелкой. Надо же, даже в безумии остаётся профессионалом!

Несмотря на аккуратное, почти педантичное соблюдение правил санитарии, действо выглядело абсолютно нездоровым. Толком не соображая, что делаю, я переступил через сшитых людей, выхватил у Логики степлер и отшвырнул куда-то в зал. Потом выбрал в Ловце ремень покрепче и связал ему руки. Логика не сопротивлялся, наоборот, с энтузиазмом подставлял мне свои израненные руки. Видимо, принял связывание за очередной перформанс.

– Не сходи с