Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

ума! – крикнул я ему в самое ухо. Точнее, в то место, где оно предположительно находилось под пакетом. – Эстетика эстетикой, но сейчас ты уже явно наказываешь себя за что-то. Почему ты так ненавидишь себя, своё тело?! Я бы предложил траву потрогать, но пока просто посиди подумай.

Он не ответил. Канцелярский нож я тоже забрал на случай, если Логика захочет высвободиться. Затем выпрямился и вроде как заметил за головами танцующих покрытую нитями барную стойку. Очевидно, где стойка, там и Рин. Но мне нужно было перевести дух, а то от монотонных прыжков и спёртого терпкого воздуха уже кружилась голова. Я помнил, что недалеко от стойки есть как бы небольшой альков между двумя стеллажами. Там можно отдохнуть, не боясь, что человеческое море снесёт меня обратно к входу.

То, что раньше было нишей для столика на четверых, превратилось в сумрачную пещеру из ловецких нитей. На столике, скрестив ноги по-турецки, сидела Верба. Её хаотичное одеяние было увешано побрякушками, издававшими шуршание, постукивание и перезвон при каждом движении. Она не заметила меня, потому что была погружена в творческий процесс: кругом валялись исписанные страницы блокнотов, чеки, билеты и салфетки. В Ловце покачивались огрызки карандашей, шариковые ручки с пустыми стержнями. С переплетения проводов, словно экзотический фрукт, свисал микрофон. А рядом – маленький серебряный кубок. За второе место. В чём – я не смог разобрать.

– Верба, ты не знаешь, где Рин? – спросил я. В нише было потише, чем в основном зале, поэтому не приходилось так напрягать голос.

– Этот бар для меня, в смысле для «Вербного потрясения» – только первая ступень. И трёх лет не пройдёт, как ты увидишь меня, то есть нас, на большой сцене. Услышишь мои песни по радио, – невпопад ответила она.

– Э-э… Это очень здорово, но где Рин?

– Она думает, что я цирковая обезьянка для привлечения клиентов в её бар! – со злостью заявила Верба и отшвырнула ручку.

В руках остался только исписанный календарь. Верба достала из Ловца чернильницу с какой-то красной жидкостью и продолжила писать пальцем. Я понял, что про Рин информации не добьюсь.

– А Кара? Ты не видела Кару?

– Вот с «Бессознательным» меня не сравнивай! – Верба предостерегающе потрясла чернильницей. – Они всего лишь зумеры, у которых «накипело». Их творческий путь так и закончится местечковыми тусовками. Если бы они хотели большего, то первым делом выгнали бы своего басиста-нарика, нашли нормальную барабанщицу, а не самоучку с парой лет стажа, отправили бы Серого на нормальные курсы вокала вместо попоек, где он только просирает деньги и время…

– Верба, скажи мне… – Я попытался её перебить, но она продолжила терзать лист календаря острым ногтем.

– Хотя их тексты всё равно никуда не годятся. У них нет концепции, сверхидеи, посылы банальны и избиты. Мои песни – это целый мир. Осталось просто написать ту самую, которая зацепит даже самое грубое сердце и невнимательное ухо и перенесёт человека в моё мистическое измерение…

Я окончательно убедился, что Верба говорит с собой, а не со мной, и начал потихоньку уходить. Но как раз в ту минуту в её баночке закончилась красная жидкость. Она бросила чернильницу в меня, я рефлекторно поймал, но тут же отшвырнул: металлическую вонь крови ни с чем не перепутаешь.

– Чья это кровь?

– Какая разница? Иногда искусство требует жертв. – Верба вскинулась, и её амулеты издали такой звон, будто разбился небольшой сервиз.

– Например, половину твоей группы?! – разозлился я. – Вместо того чтобы тут философствовать, лучше бы помогла ребятам: Некрюку, Логике! Не видишь, тут чёрт знает что творится.

– Пока этот бар даёт мне вдохновение, я буду выжимать его до капли. Что касается остальных… Слэм оказался идиотом с замашками скинхеда, хотя барабанщик был неплохой. Некрюк – всего лишь ребёнок. Хотя и талантливый ребёнок, признаю. Логика слишком поглощен своей дисморфофобией и прочими бедами с башкой, чтобы посвятить себя искусству… Палочник, стой!

Я не собирался дальше слушать её болтовню, но оказалось, что Ловец незаметно оплёл мои ноги, поэтому попытка уйти закончилась падением. Шуршание нитей. Звон побрякушек. Верба молниеносно оказалась прямо надо мной, она будто сама стала частью Ловца.

– Та самая песня уже на кончике моего пера, – торжественно прошептала она. В руке зловеще поблескивала перьевая ручка, – она сделает меня богиней концептуального фолк-рока. Палочник, ты же поможешь мне? Ты принесёшь эту жертву?!

Я едва успел заслонить лицо рукой. Острие ручки вонзилось мне в ладонь. Боль придала сил, и я, барахтаясь всеми конечностями, вырвался из ниши. Верба не смогла последовать за мной, слишком крепко были сплетены с Ловцом её одеяние и шелковистая копна чёрных волос. Она продолжала что-то выкрикивать про культ имени себя, размахивая ручкой. Похоже, Ловец так заморочил ей голову, посылая обрывки «той самой песни», что она и не заметила, как вместо богини музыки превратилась в его марионетку.

Думаю, бешеные глаза Вербы, окровавленная перьевая ручка и качающийся на шнурке кубок за второе место ещё не раз приснятся мне в кошмарах. Но сейчас необходимо двигаться дальше, каких бы ещё испытаний ни подкинул мне Ловец. Встав на цыпочки и глядя поверх голов, я наконец нашёл Сирин. Не помня себя, она отплясывала прямо на барной стойке.

Я направился к стойке, усердно работая локтями, но путь преградила настоящая груда человеческих тел, почти как во сне накануне. Словно бесформенное обоеполое существо ласкало само себя, постанывало и корчилось от удовольствия, дёргалось туда-сюда в ритме музыки. Я хотел было пройти мимо них, но тут заметил в самом центре исступлённого месива Радугу. Она же до сих пор при любых попытках её обнять, даже дружеских, со стороны девушек, шарахалась, как от огня. За руку не здоровалась. А тут решила пойти во все тяжкие?

Неожиданно на плечо мне упало крупное жужжащее насекомое. По крайней мере, так показалось в первую секунду. От моего содрогания оно брякнулось об пол, и, уже занеся ногу, я разглядел, что это не живое существо, а металлический предмет. Формой и размером он напоминал пулю, только имел кнопку на торце и громко вибрировал. Человеческая мешанина выпростала руку, схватила пулю и скормила её себе. Правда, не через рот. Я поёжился от испанского стыда и взглянул вверх: не упадёт ли мне на голову орудие покрупнее. Ловец щедро предоставлял презервативы, анальные пробки и эрекционные кольца, волокна его лоснились от смазки и состояли из сплетённых друг с другом стрингов, бикини и сетчатых чулок.

Стон Радуги оторвал меня от созерцания Ловца и заставил снова посмотреть вниз. Она почти скрывалась под