Великая река - Токацин

- Из Хелы. Летим в Рат, - ответила Речница. – Что тут было? Это Волна сделала? А это её воины? Агаль и сюда докатился?!

- Где ещё ты видел Волну? – стражник резко развернулся к ней. – Ты авларин или Акаи?

- Я – знорка, - сказала Кесса. – Волна пришла в Хелу той ночью. На нашем постоялом дворе убили двоих. Мы видели стаю Клоа, летящую в Рат. Надо задержать её. Агаль летит на их крыльях.

Стражник фыркнул.

- Агалю крылья не нужны, - отмахнулся он, обменявшись несколькими словами на непонятном наречии с клыкастым писцом. – Летите, куда летели. С Клоа не связывайтесь.

На закате последняя дорога, вильнув, пропала в чаще, и лес сомкнулся над тёмными реками. От края до края неба, сколько Кесса ни вглядывалась, она видела лишь острые верхушки хвощей и перистые листья гигантских папоротников. Крылатая тень скользила по ним, и навстречу ей взлетали потревоженные стервятники. Широколистные деревья окутались облаками розового пуха, при каждом дуновении срывающегося с ветвей. Розовые волокна липли к крыльям Нингорса, лезли в нос, и хеск сердито фыркал, смахивая их с усов. Пролетев ещё немного над распушившимся лесом, он сложил крылья и нырнул в папоротники. Кесса прижалась к его спине, пропуская над собой разлапистые ветви, свисающие с них лианы и жгучие щупальца вездесущих медуз.

- Слезай, - велел Нингорс, опускаясь на пружинистые подушки странного синеватого мха. Он кустился тут повсюду, покрывая гниющие ветки и груды сброшенной коры. Чахлые папоротнички – едва по колено Кессе – торчали из него, и их белесые листья просвечивали насквозь.

- Тут мы заночуем? – Речница потопталась по моховым подушкам. – Мягко…

- Нет, - ответил хеск, выбираясь из сбруи, и сел на выступающий из земли корень. – Твои водяные стрелы крепко бьют. А есть такие, что пробивают насквозь? И можно ли налить в существо столько воды, что его разорвёт?

Кесса вздрогнула.

- Нет! Вода не убивает, - сердито мотнула головой она. – Вода добра к существам. Она несёт жизнь.

- Вот оно что, - задумчиво протянул Нингорс, разглядывая Кессу, как диковинного зверька. – А что несут лучи?

- Они сжигают то, чего быть не должно, - не сомневаясь ни мгновения, ответила Речница. – И разгоняют мрак. Так ты научишь меня своей магии?

- Посмотрим, что выйдет, - проворчал хеск. – Дай руку, детёныш. Нет, не так, - ладонь пусть ляжет под ладонью, пальцы – под пальцами. Теперь смотри и запоминай. Ни-куэйя!

Он вскинул руку с зажатой в ней ладонью Кессы, и травянисто-зелёный луч впился в толстую ветку и взорвал её изнутри. С гулким треском она раскололась, и обугленный обрубок упал в мох. Запястье Кессы налилось жаром, тёплая волна прокатилась от плеча к пальцам. Сердце на миг замерло – и забилось быстрее.

- Повтори, - Нингорс чуть сдвинул ладонь – теперь пальцы Кессы выглядывали из его кулака.

Она зажмурилась, собирая жар в запястье и сбрасывая его вниз по руке.

- Огонь, текущий в крови… - прошептала она, чувствуя, как наливаются теплом костяшки. – Ни-куэйя!

Стиснуть зубы она успела, но слёзы брызнули из глаз против воли. Подушечки пальцев нестерпимо жгло. Золотой свет прокатился по ним и угас, оставив жгучую боль. Нингорс раскрыл ладонь, лизнул обожжённую руку Речницы и одобрительно фыркнул.

- Лучу нужна цель, - он указал на мёртвый побег, торчащий изо мха. – Ещё раз.

Кесса подняла руку, и ладонь Нингорса легла на её запястье.

- Ни-куэйя!

Облако жара скатилось по пальцам и сорвалось с них золотистым лучом. Мёртвая ветка почернела и задымилась, и синеватый мох скукожился. Кесса прижала руку к груди, потирая ноющее запястье. Её глаза горели.

- Вот это магия так магия! Даже эльфы так не умеют! Ни-куэйя!

Гнилая палка треснула пополам, испуская зловонный дым. Рука Речницы налилась свинцовой тяжестью, и она с недоумением посмотрела на ладонь. Вены на тыльной стороне вспухли и окутались неярким светом.

- Знай меру, - Нингорс понюхал руку Кессы и лизнул горячее запястье. – Утром продолжишь. Будешь кидать лучи в деревья, а когда научишься – в рыб и ящеров.

- Не надо в ящеров, - нахмурилась Кесса. – Так и убить можно.

- Тогда сжигай канзис, - ухмыльнулся хеск. – От этого сплошная польза. Ну, чего ты дожидаешься? Разомни ноги, поешь, - нам ещё лететь и лететь.

- Да? Ещё одну ночь? – огорчилась Речница. – Так далеко до города?

Нингорс мигнул.

- Какого ещё города?!

- Делгин говорил, что он называется «Хеш», - ответила Кесса с растерянной усмешкой. – Где-то в лесу, недалеко от границы. Хеш – город белых ящеров, и они рады гостям…

Хеск выразительно фыркнул.

- Одного города тебе не хватило?

Кесса, растерянно мигая, заглянула ему в глаза.

- Нингорс! Разве тебя обидели в Хеле? Кто-то ранил тебя? Если ты – торговец кожами, то тебе должны быть привычны города…

- Торговец – Икеми, - качнул головой Нингорс. – Её тут нет. Мы нарвёмся однажды, детёныш, и хорошо, если выберемся живыми…

Кроны папоротников расстилались внизу непроницаемым пологом, и лучи рассвета скользили по ним, отражаясь от блестящих мокрых листьев. На чешуйчатых замшелых ветвях шонхоры чистили перья, оглашая лес визгливыми криками. Высоченный хвощ нависал над папоротниковой порослью, как скала, а сомкнувшиеся у его ствола резные листья качались не от ветра – среди них возился, заставляя колыхаться деревья, огромный пернатый ящер.

- Нингорс! Там пернатый холм! – вскрикнула Кесса, прижимаясь к спине Алгана. Осторожно она выглянула из-за его плеча – ящер не видел её, да и едва ли она была ему нужна.

Тяжёлый пласт коры отслоился от гигантского ствола, но упасть не смог – так и остался висеть в тени папоротников, новая кора нарастала под ним и вновь отслаивалась, вода затекала в трещины, солнце не проникало в них, - и теперь весь истрескавшийся ствол покрыли грибы. Серые, округлые, они лепились к мёртвой коре со всех сторон, прорастали под ней, приподнимая новые слои, выели в стволе дупла. Пернатый ящер, поддев когтистой лапой кору, неторопливо скусывал грибы. Снаружи их почти уже не осталось – и он просунул морду в нишу, расширяя дупло когтями, но сор запорошил ему глаза, и он отдёрнул голову, обрушив дождь грибов на землю. Что-то зашелестело у его лап, и он опустил шею, заглядывая