Кровь в его жилах - Татьяна Лаас

На той стороне ненадолго повисла тишина, а потом Аксенов веско сказал:

— Да. — Затянувшаяся пауза подсказала Светлане, что это был ответ на её вопрос.

Аксенов сам продолжил:

— Что-то еще? Я могу помочь вам разобраться в происходящем, просто пришлите подметное письмо мне с нарочным. Сейчас мои эксперты все задействованы в Серых ручьях, но я могу сам заняться вашим делом.

— Спасибо, не надо, — отказалась от помощи Светлана. Она сама справится. Саши не должна коснуться эта грязь. Светлана сама умеет справляться с трудностями, которые породила. — С Верой я поговорю сама для начала. Я немного сама виновата в происходящем.

— И все же…

Она прервала звонок — иногда быть Великой княжной хорошо. Жаль, что Аксенов этого не знает, но Светлане все равно. Она Великая княжна и имеет право быть высокомерной, особенно когда немного страшно от предстоящего разговора. Она протянула кристальник Екатерине Андреевне, которая эфирное плетение так и не убрала:

— Спасибо.

Та на миг поджала губы, потом вспомнила, что это её не красит, и расслабилась. С легкой улыбкой она сказала:

— Я все же позволю себе вмешаться ненужными сентенциями. Если мужчина решил изменить — он изменит.

Светлана отрешенно напомнила очевидное:

— Вы не понимаете, о чем рассуждаете.

— Прошу, выслушайте, я из лучших побуждений, Елизавета Павловна. Если мужчина решил быть верным, он будет верным, несмотря даже на пистолет у виска. Никакие Великие княжны его не соблазнят. И даже Россия в качестве приданого… Вы не несете ответственности за чужую верность или неверность. Вы не обязаны решать дела третьего угла вашего внезапного любовного треугольника. Не щадите нервы Громова, вашего второго угла… Поговорите с ним, а не с Лапшиной. Поверьте, Громов не стоит того, что вы будете разгребать за его спиной последствия его неверности. Со стороны, простите, виднее: Громов и Лапшина стоят друг друга, они оба, мягко говоря, дряни. Мужчина, который оставляет на девушке однозначно читаемые следы страсти, не стоит того, чтобы его нервы щадили. Он подставил вас. Откровенно.

Светлана, защищая Сашу и его любовь, сказала первое, что пришло в голову:

— Он просто не умеет целоваться.

— Вариант, — внезапно согласилась с ней Екатерина Андреевна. — Только наличие Веры Лапшиной в его квартире это опровергает.

Светлана продолжила настаивать:

— И все же я предпочту сперва поговорить с Лапшиной сама, а потом уже скажу все Громову.

— Вам кинули шикарную приманку в виде отпечатков Громова на конверте, и вы глупо заглотили её вместе с крючком. Вас дернут, как рыбу, и, кто знает, что будет потом. — Екатерина Андреевна встала и безапелляционно сказала: — с Лапшиной буду разговаривать я. Вы слишком воспитаны и влюблены в Громова. Вы наломаете дров. Когда-то меня точно так же, как и вас, обвел вокруг пальца один проходимец. Я не позволю Громову и Лапшиной задурить вам голову, как поступили со мной.

— Так он все же был… — поняла Светлана. Кто-то обидел Катю, сломав ей жизнь и веру в мужчин.

Екатерина Андреевна приподняла в притворном удивлении брови:

— Кто?

— Мужчина, который вас обидел.

— Увы, он даже есть. Только поверьте, это не имеет никого отношения к нынешней ситуации. Громов — дрянь, просто вы этого еще не поняли.

— Громов — хороший человек, просто вы этого еще не поняли.

— Возможно. Только вы определитесь уже: умеет он целоваться или нет. — Екатерина Андреевна сбросила эфирное плетение обрывая разговор. Совсем как князь Волков. Одна школа. Светлане еще учиться и учиться. Впрочем, о чем это она. Её престол не интересует. Разберется с договором и… И жизнь тогда закончится — она помнила слова Кошки, что договор можно разорвать только ценой её жизни. В одном человеке нет столько крови, чтобы до сыта напоить стихии и выжить. Живая и мертвая вода есть только в Светлане…

Екатерина Андреевна, направляясь почему-то к двери, сказала:

— Разбираться будем вместе.

Владимир, отрешенно рассматривающий астры на столе, услышал её и поднял взгляд на Светлану Алексеевну:

— Простите, я вам еще нужен?

— Извините, что случайно задержала вас, — искренне повинилась Светлана. — Аксенов подтвердил, что угрозы могла написать Вера Лапшина. У неё был доступ к вещам Громова. Я встречусь с ней и поговорю.

Владимир встал и с внезапным упрямством напомнил свои слова:

— И все же, я думаю, что сперва надо все обсудить с Александром Еремеевичем.

Светлана кивнула:

— И с ним я тоже поговорю, честное слово. Просто сейчас его нет в городе.

— Экспертизу и письмо готовить для передачи в жандармерию? — уточнил Владимир.

— Нет, пока не надо.

— Тогда разрешите откланяться. — Он поспешно ушел.

Екатерина Андреевна сняла с вешалки свою шинель и принялась одеваться. Светлана посмотрела на стенные часы: точно, время службы закончилось. Можно уходить из управы, только сперва решить, кто будет дежурить сегодня.

— Екатерина Андреевна…

Та подала Светлане шинель:

— Одевайтесь. Я сейчас попрошу Ивашку поймать извозчика до Уземонки.

— Вы… — Светлана удивилась, она не думала, что встреча с Лапшиной состоится настолько скоро. Явиться без приглашения…

Екатерина Андреевна грустно посмотрела на неё:

— Когда болит сердце из-за недостойного мужчины, лучше сразу все решать. Мы едем к Лапшиным. Иначе, стоит вас упустить из виду, вы в одиночку броситесь спасать мир и Громова. Он может быть этого недостоин. Не мир, конечно.

Слова Екатерины Андреевны оказались пророческими. Светлана улизнула от неё прямо из саней, как только те выехали на набережную спящей подо льдом Уземонки. Светлана не бросилась спасать мир и Громова, хотя нет, в чем-то это было и его спасение. Она бросилась спасать Лапшиных.

Над Уземонкой стелился густой дым. Было видно, как на противоположном берегу речки горел деревянный, добротный дом Лапшиных. Кто мог ожидать, что он не заговорен от пожаров⁈ Лапшины же ведьмы, пусть и слабенькие, их даже на контроль магуправы не поставили.

Двухэтажный дом был объят пламенем до самой крыши. Даже из подвала клубился дым… Светлана понимала, что у находящихся в доме почти нет шансов, чтобы выжить, но это же не повод не пытаться их спасти. Она шагнула кромежем, пытаясь выйти тут же в знакомую гостиную на первом этаже, только ничего не вышло. Её словно не пускал кто-то. Черно-белый коридор стал бесконечным, и в нем как будто