Другой мир. Союз трех - Максим Шаттам

секунды. И именно это не давало ему покоя. Способность делать что-то инстинктивно. Это было так на него не похоже. В прошлой жизни он всегда пытался спрятаться, отступить, только бы не иметь проблем с хулиганами из колледжа, не опускаться до их уровня. В прежнем Мэтте не было ни капли героического. Обычно он долго размышлял, прежде чем что-то предпринять. Как только на его пути намечались неприятности, его сердце начинало учащенно биться, руки потели, ноги становились ватными. А теперь он меньше чем за месяц дважды спас Эмбер. Что с ним произошло? Как сказались эти изменения на его мозге?

«Но я не чувствую себя другим! Да, если необходимо сделать что-то необычное, я это делаю, и без колебаний. Адреналин, вызывающий страх и возбуждение, которые обычно парализуют людей в экстремальных ситуациях, действует на меня иначе. Неужели я становлюсь другим? Нет… не думаю… Я… просто поступаю так, как нужно».

Что это, синдром героя? Способность принимать решения на автомате, не оставляя времени на размышления? В конце концов Мэтт успокоился, убедив себя, что просто подсознательно выбрал единственно возможный вариант действий. И тут же его охватил новый страх: а если вдруг возникнет очередная опасность, сможет ли он справиться вновь? Правильно ли сработает в этом случае его инстинкт? Мэтт больше не был уверен ни в чем и с трудом сглотнул.

В этой «стратегии», где он выбрал для себя роль героя, появлялось все больше сложных моментов. Реальность вовсе не предусматривала такую чрезмерную храбрость, не нуждалась в ней; главным было действовать, а храбрый ты или нет – дело второе.

– Я должен как-то объяснить всем, что со мной происходит, – подумал Мэтт вслух. – Что я стал мальчиком с нереальной силой, которой не умею управлять, но которой пользуюсь в сложные моменты.

Мэтт глубоко вздохнул.

– Они будут считать меня монстром, – добавил он, прежде чем вспомнил, что изменения коснулись не только его, но и многих других пэнов.

Если Эмбер была права, большинство ребят менялись. Поговорить об этом – не столь уж бесполезное занятие, как кажется на первый взгляд. Так можно быстрее разобраться, что и с кем происходит.

А предатели? Есть ли подобная сила у них? Могут ли они управлять ею? Если да, то жестокой и кровопролитной войны не избежать и она начнется в самом скором времени.

Надо помнить об ответственности. Герой он или нет, но Мэтт должен все объяснить остальным. Он чувствовал себя внутренне выжатым как лимон: сначала жестокая драка с циником в кондитерской, затем пролитая в лесу кровь жрунов, чьи-то заговоры, смертельная опасность и внезапно начавшиеся изменения…

Мэтт не знал, получится или нет, но окончательно уверил себя: он должен все рассказать пэнам. Успокоить их. Сплотить перед лицом угрозы.

Собрание назначили на вечер. В большом зале горели только две люстры да еще на возвышении расставили несколько десятков свечей.

Входившие пэны рассаживались на скамьях и разглядывали Мэтта. Ему казалось, что он обезьяна в зоопарке; по залу гулял шепот.

Когда Мэтт медленно, преодолевая ломоту в мышцах, вышел на середину каменного возвышения, воцарилась тишина. Он внимательно оглядел собравшихся, одного за другим.

– Друзья, – начал Мэтт, – с того момента, когда случилась Буря, я стал замечать в себе некоторые изменения. В определенных ситуациях у меня появляется невероятная сила. Эмбер, которую вы все знаете, считает, что речь идет о естественном изменении и что это коснется всех нас.

Он жестом пригласил ее продолжить. Эмбер поднялась и присоединилась к нему.

– Выслушав размышления Дага, я пришла к выводу, что планета включила импульс самозащиты: многочисленные ураганы, землетрясения, извержения вулканов и даже климатические изменения. Мы не умели понять происходящее, и двадцать шестого декабря эти предупреждения достигли кульминационной точки – тогда-то и разразилась Буря.

Все собравшиеся жадно ловили ее слова, вытаращив глаза или, наоборот, недоверчиво хмурясь. Эмбер медленно ходила взад и вперед, продолжая говорить:

– Конечно, Буря несла в себе определенный импульс, вызвавший различные генетические изменения, например у растений, которые ускорили процесс фотосинтеза, чтобы…

В зале раздался шепот, и Эмбер жестом показала, что сейчас постарается все объяснить.

– Фотосинтез – это способность растений поглощать солнечный свет и углекислый газ, чтобы продолжать свое существование и цвести. Успокойтесь, я не ученее вас, просто была отличницей в школе, – пошутила Эмбер, – а после того как все это началось, я прочла много научных книг! Короче говоря, Земля отреагировала на наше назойливое и ужасно неряшливое обращение с ней, дав растениям сигнал заполнить все вокруг как можно быстрее, и, желая убедиться, что проблема не возникнет снова, она наслала Бурю на человечество. Той ночью власть взрослых закончилась. Большинство их исчезло. Некоторым удалось избежать этого, и они прониклись к нам завистью и злобой – и стали циниками. Остальные подверглись генетическим мутациям, настолько резким, что можно предположить: их мозг не выдержал этого и они превратились в дикарей – жрунов. Ну и наконец, мы, пэны. Почему Земля уберегла нас? Думаю, потому, что она верит в нас. Мы ее дети; конечно, мы бесконечно далеки от нее – я бы долго могла рассказывать, насколько именно, но все равно мы – ее внуки, ее потомки. Она еще способна нам верить.

Аудитория восхищенно замерла: можно было услышать, как ветер свистит в длинных коридорах. Эмбер оглядела одновременно беспокойные и любопытные лица. Потом продолжила:

– В конце концов Земля просто повторила все то, что предусмотрела в каждом живом организме: защитные реакции усилились. Ее импульсы каким-то образом отразились и на нас. Наши тела, как и все живое, откликнулись на них. Вы наверняка заметили: то, что происходит вокруг нас, отличается от привычного. То же самое и с нами. Импульс изменил часть наших генов, первоначальную формулу, которую передали нам наши предки и которая и есть мы сами: блондины или брюнеты, высокие или низкие, слабые или сильные – у всех нас есть свои генетические корни, данные нам от рождения. Наш опыт, жизнь, которую мы выбираем, приводят к тому, что мы становимся мускулистыми или похожими на кисель, в большей или меньшей степени восприимчивыми к некоторым болезням, умными или невеждами – и так далее. Этот опыт – приобретенный. Генетическая база теперь кажется менее стабильной и более подверженной влиянию наших действий; приобретенное, по-видимому, нарушает и изменяет врожденное. И теперь, как я понимаю, мы развиваем в себе некоторые специфические способности и навыки, которые пригодятся нам в повседневной жизни. Я назвала это изменениями.

Многие пэны повторили последнее слово.

– Мое изменение, – сказал Мэтт, – это необычная сила. Мое тело боролось пять месяцев,