Пара для безжалостного дракона - Екатерина Гераскина

Те же светлые, чуть золотистые волосы. Те же карие глаза. Та же улыбка, озаряющая мир вокруг.

Голос у малышки ещё звонче. Лёгкий, как у её матери. Она что-то говорила, щебетала, а потом снова прижималась к Амелии, обнимая её маленькими ручками.

Сколько ей лет?

Пять?

И тут мне в голову ударило осознание.

А что, если…

Я закрыл глаза, пытаясь избавиться от этой мысли.

Но слишком поздно.

Я представил, как Амелия говорит мне, что ребёнок — мой.

Горячая волна накрыла, на миг заполнив всё нутро.

Но тут же её сменила паника.

Ужас.

Если бы это была моя дочь, значит, проклятие передалось бы ей.

А значит… в двадцать лет она бы сгорела заживо.

От первого же оборота. Только чистокровные драконицы способны подобное пережить.

Пальцы с хрустом вцепились в кирпичную кладку, сквозь сжатые зубы вырвался рваный вздох.

Но нет.

Человек не может забеременеть от дракона.

Это невозможно. А Амелия человек.

Значит, она девочка не моя.

Значит, это чужое счастье.

Значит… я не имею к этому никакого отношения.

Но внутри что-то ломалось.

От этой беззаботной картины, от их счастья.

От осознания, что я прикоснулся к чему-то, что мне никогда не познать.

Никогда не познать счастья семейной жизни.

Я наблюдал и не мог насытиться этим зрелищем.

Стоял, не мог пошевелиться.

Вот Амелия снова начала щекотать девочку. Та звонко и заразительно засмеялась.

А потом Амелия хлопнула в ладоши, щелкнула по носу девочку. А потом насадила кусочек зефира на прут и поднесла его к костру. Тот начал плавиться и слегка чернеть. В воздухе разлился сладкий аромат.

Амелия подула на зефир и осторожно поднесла к девочке.

Та тоже подула, ткнула пальчиком — белая тянучая масса осталась на крошечном пальце.

А потом она лизнула и…

— Так сла-а-адко! Даже слишком! — улыбнулась девочка. Кажется, она вовсе не сладкоежка.

— А я в детстве обожала жарить зефир, — улыбнулась Амелия.

— Может, у тебя был совсем другой зефир? — спросила девочка.

— Сто процентов. Такого тут не бывает.

А я стоял и думал, как дурак.

Зачем было жарить зефир? И как до этого можно было додуматься?

И Амелия же не помнила ничего о себе, но, выходит, она помнит, что любила жарить его?

А потом Амелия отбросила прут в сторону, потянула дочку на плед. Они упали на спины, обнялись и уставились на звёздное небо.

А потом Лия принялась рассказывать ей сказку.

О том, что есть один удивительный мир, в котором есть люди, способные добраться до самого неба и звезд.

Люди, строящие железных птиц, передвигающиеся огромные платформы в океане, машины, несущиеся с огромной скоростью по дорогам, и башни, которые вздымаются так высоко, что, кажется, способны пронзить небеса.

Я опустился там же, рядом со стеной.

Откинулся на кирпичную кладку и смотрел на них. На девочек.

И слушал… слушал…

Про людей, которые никогда не видели драконов, только в книжках и сказках. О людях, что жили в странном, непонятном мне мире без магии.

О чёрном, непостижимом… космосе, который был у нас над головами, и где светились наши звёзды...

И о многом другом, непонятном для меня…

Теперь мне стало ясно, почему Амелия не закончила академию. Думаю, она была беременна. И все это время воспитывала дочку одна…

Я сжал кулак. А потом разжал.

Потому что злость внезапно ушла.

А уши заполнил мелодичный голос Амелии.

Я даже не заметил, как боль в теле отступила.

Как стало легко.

Я тоже запрокинул голову к небу и смотрел в эту чёрную бездну, не мешая ей говорить… о каких-то планетах…

Глава 46

Прошёл час, пока Амелия говорила. Огонь почти прогорел. В воздухе ещё витал запах сладкого зефира и древесного дыма.

Но вот она замолчала.

Я видел, как она долго гладила свою дочь по голове, перебирая тонкие светлые прядки. А потом услышал… тихие, едва уловимые всхлипы.

— Мамочка… — голос её дрогнул, — если ты где-то там… если ты жива…

Я замер.

Амелия обняла малышку крепче, словно пыталась удержаться за единственное, что у неё осталось.

— Ты бы так полюбила Аришу… Ты бы была ей рада… — голос её срывался. — Прошло столько лет… Я не знаю, что с тобой.

Каждое слово, произнесённое с болью и затаённой горечью, рвало мне душу.

Я смотрел на неё в полутьме, и что-то внутри меня дрогнуло.

Столько любви было в ней к своей матери.

Безмерной. Искренней. Настоящей.

И я поймал себя на мысли, что никогда не испытывал ничего подобного к родителям.

Я даже не мог представить, что это такое — так любить.

Наверное, мне было ближе чувство привязанности к няне, которая заботилась обо мне в детстве. Но даже её отправили прочь, едва мне исполнилось семь.

А потом меня отдали в закрытую школу.

Я видел родителей раз в месяц, когда меня забирали на выходные. Но даже тогда я почти не общался с ними.

Лишь сухие поцелуи в щёку от матери и такие же сухие, до зубного скрежета, вопросы от отца:

— Как добрался до дома? Как успехи?

Хотя я точно знал, что отчеты о моей успеваемости приходили ему быстрее, чем я успевал пересечь ворота поместья. И это все формальность.

И Лия всё помнит.

Помнит мать. Хотя и утверждает, что ничего не помнит со времени того ритуала.

А я… я, выходит, совершенно ничего о ней не знаю.

Её голос, наполненный тоской, мягким теплом и бесконечной любовью, резал меня на части.

Но помимо этого, всё это наталкивало на определённые мысли.

Почему Амелию никто не нашёл за всё то время, что она жила в Академии под покровительством ректора?

Слова, которые она говорила о матери, не вязались с тем, что она так и не смогла её найти. И с тем, что её саму никто не искал.

Значит, мать Лии была слишком далеко. Настолько далеко, что они просто не могли встретиться.

Слишком далеко…

Слова безумного Гелиодора заиграли новыми красками:

— Кто сказал, что ритуал, проведённый мною пять лет назад, не сработал? — старик закинул голову и расхохотался, как безумец.

— Он сработал? — нахмурился я.

— Не знаю, — снова каркнул старик. — Это ты мне скажи, Каратель.

— На улицах только и говорят о пришедшем Зле. Но если предположить, что пять лет назад всё удалось, то почему это Зло до сих пор не уничтожило наш мир?

— Потому что это самое нетипичное Зло, — проскрипел старик с усмешкой. — Красивое и милосердное?

Я вернулся в реальность, наблюдая, как