Четвёртый капитан: Братские узы - BlackAvalon

матерям. Химеры свыклись с этим положением. Они забыли и свою родную планету, и какими были их мужчины… Их ценили за способность даровать жизнь здоровым детям. Они жили в роскоши, и матерям-химерам даже разрешали воспитывать маленьких сыновей до определенного возраста. Не всем, но… это было. И всё же они оставались просто рабынями, которых можно было купить. И чьего желания можно не спрашивать. Везло лишь тем, кому позволяли оставаться рядом с сыновьями. Если мальчика вырастить правильно, ты получишь всё: и свободу, и богатство, и уважение, и свой дом, слуг… Всё!

Химеры научились ценить сыновей, всегда повторявших только расу отцов. Девочки были отражением лишь своей участи, самих матерей… рождавшихся слишком редко, чтобы о них мечтать. Дочка — это небывалое чудо. Чудо, на которое не стоит надеяться и ждать.

Вот только юной химере хотелось совершенно иной судьбы.

Её манили звезды… И как же она радовалась, что её подарили старому кхекалю Императора! Здесь, его бы назвали адмиралом… Он был очень добр к ней. И он подарил ей звёзды. Учил управлять кораблем, показал жизнь на сотнях планет, учил стоять рядом, наравне с ним, чужим мужчиной. И подарил ей первого сына.

Только счастье не вечно.

В глазах Королевы светилась боль, а разумом она была там… в далёком прошлом.

— Прошу тебя! Нет! — она хватается за его руки, и плачет от страха.

— Послушай меня! Послушай… я знаю! Моя ньера, моя анье… Я должен исполнить долг.

— Он убьёт тебя! Прошу…

Он заключает её в объятия, и она плачет от страха, цепляясь за его камзол тонкими пальцами.

— Он убьёт нашего сына, — тихо говорит он ей, обнимая. — Если я тебе дорог, моя ньера, сделай, как я прошу. Ты выживешь и дашь жизнь ему. В нём ты увидишь меня. Скажи, я дорог тебе?

— Да! Да-да!

— Тогда сделай, как я прошу.

Слёзы никак не унять, и так не хочется, чтобы он отпускал… Но отказать ему она просто не может. Он подхватывает её на руки и укладывает в капсулу, целуя на прощание. А затем капсула закрывается, и она засыпает.

Через сто двадцать три года по показаниям приборов маленькая капсула с императорского корабля оказывается вблизи от планет совсем другой Галактики. Её находит пиратский корабль, спящую в анабиозе капсулы. И после пробуждения она вновь рабыня-игрушка, но уже в чужой галактике, не зная языка и ничего из жизни здесь. Ей надо выжить и сберечь своего малыша под сердцем. Она ненавидит пиратского капитана, но он ей нужен. И как бы ни были противны его прикосновения, приходится терпеть и скрывать это.

Её малыш, её Ашш, рождается через сто двадцать четыре года после гибели своего отца.

— Мама… мама!

Крохотные ручки, крохотные пальчики, тёмные карие глазки. Белые как снег волосы…

Она не может расстаться с ним больше, чем на несколько минут. Но приходится, иногда приходится. Ведь она игрушка капитана. И вернувшись, однажды она его не находит. Он исчез. Исчез навсегда. Так и оставшись в памяти маленьким двухлетним малышом.

— Я подарю тебе другого щенка.

Сердце застывает, как кусок льда. Её мальчика продали и увезли.

Она не смогла его уберечь.

В ту ночь она убила капитана пиратов.

Бокал давно опустел. И всё, о чём она вспоминает, давно-давно прошло. Но чем больше проходит времени, тем больше она осознаёт, что лишь Ашш был для неё всем. Только правильной матерью она ему стать не смогла. Не смогла защитить и уберечь, дать ему шанс вырасти и стать мужчиной. Другим детям, которым она давала жизнь, она стала матерью… Но вот любви дать не смогла. Настоящей любви, а не тени той, что досталась её первенцу.

Может, поэтому никто из них не смог стать кем-то большим?

Может, дело не в их отцах, которых она подбирала по их особенностям и талантам?

Может, дело в том, что она просто не может никого любить?

— Госпожа?

Она переводит взор затуманенных глаз на молодого пирата рядом.

Выкормыш, которого выбрал Серый.

Тьёр?

Она отдает ему бокал.

— Убери, — приказывает она, давая знак ладонью.

Детей, которые оказывались на захваченных кораблях, она никогда не убивала. Кто был не жилец, то другое… Их милосерднее было отпустить. Всем остальным она давала шанс на жизнь. Кто был совсем мал, отдавала на тайную планетку, где они и росли. Кто был старше и выказывал храбрость, стойкость или особенность, оставался на корабле служкой-выкормышем. Во многом это её стараниями их стали ценить больше уже рожденных пиратами.

И её за глаза прозвали Мамашей пиратов.

А потом традицию подхватили другие.

— Где капитан? — спрашивает она.

— Капитан в детской, — коротко и почтительно говорит Тьер.

Она обдумывает ровно минуту своё решение. Положение Серого надо упрочить. Он должен быть в своем уме и трезво оценивать происходящее. Иначе он станет бесполезен. А она должна оборвать жизнь своего сына, чтобы без боязни попытаться вновь. Пальцы бездумно коснулись ожерелья на шее. Каждый сын — драгоценный камень. И среди ожерелья затерялись особые камушки… хранящие тела её сыновей.

Все её дети останутся с ней.

* * *

Когда дверь каюты открылась, Норн напрягся, бездумно посылая эмо-щуп назад.

Не Серый.

В дверях каюты стоял кто-то другой… Что невесомым шагом переступил порог, и дверь с лёгким шелестом закрылась за чужой спиной. Он приподнялся на локте, оглядываясь и встречаясь взглядом с женщиной Серого.

— Лежи, — приказала та, приближаясь к его койке.

Разрешение было кстати, тело ломило и горело после пережитого избиения. Норн никогда не думал, что кожаный ремень может причинить действительно сильную боль. И всё же он упрямо сел, силой воли загнав боль подальше в глубину и не позволив ей отразиться на лице.

— Упрямец, — одобрительно сказала Королева, подойдя к нему. — Ты его стоишь.

— Что вам надо? — спросил Норн прямо.

Никому на пиратском корабле он не верил. И тем большей глупостью стало бы доверять ей. Да, её руки пусты, и он не чувствовал агрессии, но это ещё ничего не значило.

— Мальчик… — она с грустью улыбнулась, пряча за весельем голоса свои чувства. Но разве это обман для эмпата? — Скажи, у тебя была семья? Просто да, или нет?

— Что вам до этого?

— Просто ответь, — сказала она, а её ладонь коснулась его щеки, ласково огладив. Слишком ласково… Он вздрогнул, когда от неё повеяло то, что когда-то он чувствовал при ласках матери.

— Да, — негромко признал он.

— У тебя была семья… У тебя есть брат. Родной по крови, который любит тебя. Просто ребёнок.

Она села на койку, и