Четвёртый капитан: Братские узы - BlackAvalon

— А ещё у тебя есть друзья, почти братья. О ваших подвигах много раньше говорили… У тебя есть то, чего никогда не было у него. Опыт. И поэтому ты сильнее.

— К чему вы это говорите?

Её серьёзный взгляд смотрел остро.

— Прежде чем я отвечу, я задам вопрос: что хорошего он сделал для тебя?

Спрашивать «кто» он не стал. Это было очевидно.

Норн молча смотрел на женщину.

Если забыть… если забыть то, что было сегодня… если забыть альянца…

Впрочем…?

Норн нехотя отвел взгляд.

Некоторые вещи, даже при всем желании, забыть не выходит. Чужое беспокойство. Бережные, но грубоватые прикосновения. Как в горло вливают по капле горячий бульон. А ты, то проваливаешься в небытие, то остаёшься на грани беспамятства и яви. Как держат сильные руки, не давая упасть, и как лежит твоя рука в чужой ладони, а тёплая вода пропитывает бинты на израненных запястьях.

Как кто-то меняет тебе бинты на ранах.

Будит от кошмаров и приносит горячий чай, деланно выговаривая и ворча.

Когда бросают на постель ворох одежды.

Когда влажная губка уверенно стирает пот с твоего слабого тела.

Вспоминать нехорошо… неприятно… В душе всё сильнее подымает голову стыд.

Поднос с едой, поставленный на колени…

Перед глазами с невыносимой ясностью встала та проклятая миска с супом.

Было и другое… Было. И драка в темноте. И злой голос, рычащий проклятья. И как методично ранее заботливые руки перебирают на тебе кости, заставляя кусать губы от боли.

И были мальчишки-курсанты, которых Серый спас.

И Серый спас его. Отдал альянцу, но вернулся. Вытащил, не бросил, хотя их с Мирой в подбитом кораблике должны были расстрелять в одну минуту. Стоило это признать. Как признать и многое другое. Серый заботился о нём. Беспокоился. И боялся. Боялся его потерять. И тогда, сегодня в рубке, смотря в его горящие от ярости глаза, он за его пожирающим бешенством чувствовал обиду… Злую, горькую обиду. На него.

Вот только тело помнит каждый удар. И согласиться признать всё это… Он душу перед ним выворачивал? А угрозы? Поставить Тьенна вместо него? Миру?

Да что он может сказать этой женщине?!

— Я вижу, ты многое вспомнил, — сказала она после долгого молчания с обоих сторон. — Но ты правда веришь, что ОН сделал бы тебе больно?

— Сегодня не считать? — собственный вопрос прозвучал неубедительно.

Она качнула головой.

— Он мог сделать больнее. Вывернуть тебе руки. Поставить у стены другого… вместо ТЕБЯ.

Он похолодел. И это правда.

— Но не сделал. Почему?… Ты знаешь… Но не так это важно. Вот только не кажется ли тебе, что сохранить ему разум — вот это важно?

Норн с сомнением посмотрел на неё.

— Подумай сам, мальчик. Что будет, если ваша связь сведет его с ума? Ты будешь рад?

Нет. Не будет.

— А если бы Первый капитан? Или Второй? Если бы они сошли с ума? Из-за нечаянной связи? Чтобы ты сделал? — продолжила она.

— К чему вы все это говорите?

— Я хочу, чтобы ты подумал. Ты ведь в чем-то умнее… благодаря своему опыту. Не стоит ли вначале разобраться с этой вашей связью? Найти, как её разорвать без вреда? Что может заменить тебя, в конце концов?

— Зачем это вам? — не выдержал он. — Вам же нет никакого дела до него и до меня!

— Это так, — согласилась она. — Я могу найти любого мужчину себе. Но в данном случае он согласился помочь мне. И я бы хотела, чтобы он был в здравом уме, а не кипел от детской обиды и сходя с ума из-за своего амата. Чтобы он выполнил то, что я хочу. Ничего личного. Просто выгода.

Это было логично и по-пиратски. В это верилось.

— И ещё… если ты считаешь себя умнее, покажи свой ум. Воспользуйся им. Успокой Серого дружбой, и он отправит на Лириа твоего брата. Сам. Чтобы тебя порадовать. Я достаточно ясно говорю?

Он молча рассматривал ее.

— Предельно, — негромко признал он.

— Я же понимаю, почему ты подставился, — усмехнулась она. — Разозлить так, чтобы разум не захотел копать глубже… и съел предложенное. Ты отправил два послания, верно? Не отвечай. Вы такие ещё дети… а братья то и дело ссорятся и дерутся. А старшие командуют младшими, на что те злятся и упрямо делают по-своему. Кто из вас старше? А кто младше? Не могу понять… смешно!

Она улыбалась и выглядела веселой. Но вот чувства ее были… неоднозначны.

И все одно — слова били.

Может, поэтому он решился на откровенную глупость, чтобы все это прекратить.

— Почему вы хотите убить Грота?

Она смолкла.

Посмотрела на него.

— Я не должна была давать ему жизнь. Вот в чём дело, мальчик. Ни ему, ни его братьям до него… Я не была готова стать им матерью. Ведь мать должна дарить не только жизнь, но и любовь. Я сделала его несчастным. Он стал… — Она покачала головой. — Лучше умереть, чем жить так, как живет он. У него нет будущего. И теперь, когда я готова стать матерью новому сыну, он постарается не допустить его рождения. Мать дает жизнь ребёнку, но она должна иметь силу позволить ему умереть. Ты ещё очень юн, мальчик… Но когда-нибудь ты поймешь…

Она встала и вышла из каюты, оставляя его одного.

* * *

Велик был соблазн, оставить всё как есть.

Он заслужил. Да, заслужил!

И я был кругом прав!

Но бить Светлого… да это… вот паршиво после этого!

Ругая себя на чём свет стоит, заглянул к Тьеру в медблок, без объяснений отобрав кое-какие средства. И направился в каюту к этому упрямцу. Стоило бы оставить всё как есть, чтобы с недельки две помаялся от синяков по всему телу, чтобы прилетало каждый раз при попытке присесть… Уж по детству знаю, как это бодрит.

Но когда я слушал голос разума?!

Злой, как черт, ввалился в каюту к Третьему.

Тот, на удивление, сидел на койке и встретил меня молча взглядом. Вот же… зараза! Сердито швырнул на столик лекарства и велел, не оглядываясь:

— На кой черт рубаху натянул?! Снимай и ложись!

— Серый…

— Уж молчи лучше! — рыкнул с досадой, отвинчивая крышку тюбика.

За спиной раздался короткий смешок. Он ещё и смеётся?!

Возмущенно развернулся к нему, угрожающе держа тюбик с обезболивающей мазью против синяков. Этот паршивец ещё и улыбался!

— Ты меня что, лечить собрался? — легко спросил наглец.

— Да вот думаю, не перестарался? С