Сирийский рубеж 4 - Михаил Дорин

— Вас понял. Высылаем к вам транспорт к посадке.

Тут в кабину вошёл Уланов. Весь мокрый и уставший.

— Командир, фиксирую: спасательные действия не дали результата. Подъём произведён, американский лётчик обнаружен мёртвым, — сказал Карим.

— Точно американец? — спросил я.

— Форма соответствует. Похоже, что захлебнулся. И он уже на волнах долго болтается.

Я не сразу, но кивнул, показывая, что услышал Сабитовича.

Внутри было как-то не по себе. Скорее всего, этот лётчик два дня назад бомбил Ливию. Причём не факт, что именно он наносил удары по гражданским объектам.

Но вот так сложилась его судьба. Сбит ливийцами и теперь его к ним же мы и доставляем в грузовой кабине Ми-8.

Кеша вернулся в кабину экипажа, и я передал ему управление. Сам же я решил посмотреть на погибшего.

Даже сейчас я чувствовал, как в грузовой кабине пахло сыростью и керосином. Тело лётчика лежало на полу грузовой кабины, завёрнутое в брезент.

Карим присел на лавку и вместе со мной посмотрел на тело погибшего.

— Зря старались только. Рисковали знатно, Саныч, — сказал Карим, взяв термос.

Я посмотрел на Уланова и отрицательно помотал головой. Ароматного чаю не хотелось сейчас.

Несколько минут спустя мы прошли торец полосы в Тобруке. Руководитель полётами обозначил нам место посадки рядом с нашим ангаром. С высоты было видно, что рядом с нашими техниками уже начинают толпиться ливийцы.

— То их нигде не найдёшь, то всей толпой здесь, — проворчал Кеша.

Погибший американский лётчик — это весьма серьёзный козырь. Ливийцы могут показать этим на весь мир, насколько серьёзный урон они нанесли агрессору. Либо проявить политическую волю или милосердие, вернув тело в США.

Мы приземлились и приступили к выключению. Лопасти ещё не успели затормозить, как к борту уже бежали ливийцы. Их лица были возбуждёнными. Даже на расстоянии в глазах ливийцев блестело бешеное торжество.

— Сабитович, защёлку! И никого не впускать, — сказал я, и Карим быстро поднялся со своего места.

Но он не успел. Пара ливийцев «заскочила» в грузовую кабину. Они взяли тело американца и вытащили на бетон.

— Саныч… они… — кричал мне из грузовой кабины Карим.

Несущий винт как раз остановился, и я тоже поднялся с места и заспешил выйти. Меня опередил Кеша, который уже направился к местным солдатам.

Тело американца лежало на бетоне, а вокруг него стояли несколько ливийцев. Они уже раскрыли брезент и вовсю старались оторвать хоть кусок от поверженного противника.

Один из сержантов с загоревшим лицом, наклонился и резким движением сорвал с плеча американца шеврон. Ткань оторвалась с треском нитей. Он поднял его над головой:

— Видите? Белоголовый орёл!

Толпа загудела. Шеврон сержант бросил в сторону, и он как раз упал передо мной. На эмблеме действительно был силуэт орла с распростёртыми крыльями и профиль корабля. Я смог рассмотреть надписи, которые говорили, что этот лётчик служил на авианосце «Карл Винсон».

Другой ливиец в это время уже нагнулся и «шарил» по карманам. С радостным криком он вытащил из нагрудного кармана документы. На бетон упали какие-то карточки и бумажки. А между бумагами — влажная, сложенная фотография.

— Стоять! Назад! — крикнул я и быстро направился к ливийцам.

Впереди меня уже бежал Кеша, чтобы остановить происходящее.

Я видел, как ливиец развернул и показал всем фотографию. Он презрительно рассмеялся, смял эту карточку и кинул её обратно на тело.

— Это ему за погибших ливийцев… — сказал военный, и тут же его оттолкнул Кеша, ворвавшийся в толпу ливийских солдат.

— Ушли назад. Вы чего как дикари? Он и так уже мёртв.

Но ярость ливийцев было не унять. Сержант достал из кобуры пистолет и направил на Кешу. И вид у ливийца был совсем не спокойный.

— Пристрелю! — крикнул он.

Этого ещё не хватало! Смотреть, как мучают тело уже поверженного противника неприятно. А уж наставленный пистолет на Кешу ещё хуже. Я мгновенно влетел в толпу ливийцев и встал между сержантом и Кешей. Ливиец попятился назад и начал сыпать проклятиями в мою сторону.

— Опусти пистолет. Опусти, я сказал! — повысил я голос, чтобы ливиец услышал меня отчётливо.

Шум в толпе прекратился. Но злость, с которой на меня смотрел каждый из этих солдат, так и не прошла. Сержант пистолет не опускал, а только снова сделал шаг в мою сторону.

— Уйди с дороги. Ты забыл, что эти янки бомбили мою страну? Погибли люди. Уничтожены дома и строения…

— Это не повод глумиться над телом. Что ты этим докажешь?

Сержант по-прежнему держал меня на мушке. Надо сказать, волнение меня не покидало.

Когда на тебя наставляют пистолет, время течёт по-другому. Ты отчётливо видишь, как твой оппонент дышит, как капля пота стекает у него по виску, а указательный палец мягко лежит на «спуске».

— Зато тело этого американца можно обменять на ваших же людей, — ответил я.

Ливиец сглотнул и опустил пистолет.

Глава 19

Тишина возникла мгновенно. Тяжёлое дыхание ливийцев, стоящих вокруг, превратилось в подобие жужжания. Пауза, которая возникла в этом противостоянии, могла закончиться в любой момент. Кто-нибудь из солдат мог что-то выкрикнуть, и тогда поток ненависти вновь захлестнёт всех.

Сержант смотрел на меня яростным взглядом. Пистолет он держал опущенным, но в кобуру не убрал. Эта чёрная «Беретта» в его правой руке по-прежнему могла выстрелить.

— Где санитарная машина? — спросил я.

Сержант поправил свой берет, который был у него под погоном. Он повернулся назад и указал на небольшой микроавтобус с красным крестом.

— Хорошо, — кивнул я и повернулся к ливийцу спиной.

Я показал Кеше и Кариму, чтобы они подобрали разбросанные вещи американца. В этот момент я первый раз увидел лицо погибшего.

Кеша поднял документы, а Карим сходил и поднял шеврон. Чего-то не хватало на теле американца.

За спиной послышались шаги.

— Вот. Это его, — протянул мне один ливиец нож, который был у погибшего лётчика.

Я взял у него холодное оружие и вложил его в специальный карман на комбинезоне американца. У пилота на руке были часы «Сейко». Вот только стекло было разбито, а стрелки остановились между цифрами 4 и 5.

Стоявшие вокруг ливийцы начали отходить назад от тела. Запах уже становился не совсем морским. Да и вид погибшего был не из самых приятных.

Карим и Кеша принесли разбросанные вещи,